Четыре ветра
Шрифт:
Миссис Мартинелли схватила фотографию, а чемодан закинула под кровать.
– Ты будешь здесь, одна, до свадьбы. Раф может спать в амбаре. Он все равно любит там ночевать, когда жарко.
Миссис Мартинелли зажгла лампу.
– Я поговорю с отцом Майклом. Не будем затягивать. – Она нахмурилась и добавила: – Но сначала надо поговорить с Компосто.
– Наверное, лучше Рафу это сделать, – сказала Элса.
Миссис Мартинелли взглянула на нее. По этой маленькой женщине можно было изучать противоречия: передвигалась она быстро, бочком, словно птичка, и хотя выглядела
– Думаю, это он должен для нее сделать, – добавила Элса.
– Умойся. Разбери свой чемодан, – распорядилась миссис Мартинелли. – Увидимся утром. При солнечном свете многое выглядит лучше.
– Только не я, – ответила Элса.
Миссис Мартинелли мучительно долго рассматривала Элсу, явно сочла ее дурнушкой и ушла, закрыв за собой дверь.
Элса села на краешек кровати, ей вдруг стало трудно дышать. В дверь тихонько постучались.
– Войдите.
Раф нерешительно остановился на пороге. Лицо в грязных разводах от пыли, в руках он крутил кепку.
Потом вошел и медленно закрыл за собой дверь. Приблизился к Элсе, сел рядом на кровать. Пружины запротестовали под дополнительным весом.
Элса искоса посмотрела на его идеальный профиль. Он такой красивый.
– Прости, – сказала она.
– Черт, Элса, я все равно не хотел уезжать в колледж. – Он натянуто улыбнулся, черные волосы упали на лицо, закрыв один глаз. – Здесь я тоже не хотел оставаться, но…
Они посмотрели друг на друга. Он взял ее за руку.
– Я постараюсь быть хорошим мужем.
Элсе захотелось сжать его ладонь, чтобы показать, как много эти слова значат для нее, но она не осмелилась. Она боялась, что если вцепится в него, то уже никогда не сможет отпустить. Отныне ей придется быть осторожной, обращаться с ним, как с капризным котенком – не совершать резких движений, не привязываться к нему слишком сильно.
Элса молчала, и через какое-то время он отпустил ее руку и ушел, оставил ее в своей спальне, одиноко сидящую на кровати.
На следующее утро Элса проснулась поздно. Откинула волосы с лица. Тонкие прядки прилипли к щеке – во сне она плакала.
Хорошо. Лучше плакать ночью, когда никто не видит. Она не хотела показывать свою слабость этой новой семье.
Она встала, умылась теплой водой, почистила зубы и причесалась.
Вчера вечером, разбирая чемодан, она поняла, что ее одежда совершенно не подходит для жизни на ферме. Она городская девушка, что она знает о жизни в сельской местности? Взяла с собой только креповые платья, шелковые чулки да туфли на каблуках. Одежда для церкви.
Элса надела свое самое простое дневное платье, угольно-серое, с жемчужными пуговками и кружевным воротничком, натянула чулки, надела черные туфли на каблуках, в которых приехала сюда накануне.
В доме пахло беконом и кофе. Желудок отозвался урчанием, напомнив Элсе, что она ничего не ела со вчерашнего обеда. На кухне – ярко-желтые обои, клетчатые занавески и белый линолеум на полу – никого не было. Вымытые и составленные на столе тарелки со всей очевидностью указывали, что Элса проспала завтрак. Во сколько же Мартинелли встают? Сейчас только девять.
Элса вышла наружу и увидела ферму Мартинелли при ярком солнечном свете. Сотни акров жнивья веером раскинулись во всех направлениях, целое море сухих, обрезанных, золотистых стеблей. И в самом центре – дом с хозяйственными постройками.
Поля коричневой лентой прорезала грунтовая дорога, окаймленная проволочной оградой и тополями. Сама ферма состояла из дома, большого деревянного амбара, загона для лошадей, коровника, свинарника, курятника, нескольких сараев и ветряной мельницы. За домом – фруктовый сад, маленький виноградник и огород, где миссис Мартинелли склонилась над грядкой.
Из амбара показался мистер Мартинелли, заметил Элсу и направился к ней.
– Доброе утро, – сказал он. – Прогуляйся со мной.
Он повел ее по краю пшеничного поля, пшеница вся была уже собрана, редкие уцелевшие колоски казались Элсе сломанными, опустошенными. Как она сама. Легкий ветерок шуршал по жнивью.
– Ты девушка городская, – сказал мистер Мартинелли с заметным итальянским акцентом.
– Похоже, уже нет.
– Это хороший ответ.
Он наклонился и сгреб горсть земли.
– Моя земля рассказывает свою историю, если ее слушать. Это история нашей семьи. Мы сажаем растения, ухаживаем за ними, собираем урожай. Вино я делаю из винограда, выросшего на лозах, которые я привез с Сицилии, и это вино напоминает мне об отце. Эта земля связывает нас, и так уже много поколений. Теперь она свяжет с нами и тебя.
– Я никогда ни за чем не ухаживала.
Он посмотрел на нее:
– Ты хочешь это изменить?
Элса увидела в его темных глазах сочувствие, будто он понимал, чего она боялась всю свою жизнь, но, должно быть, ей это просто почудилось. Он знал о ней лишь то, что теперь она здесь и что вместе с собой она погубила и его сына.
– Только так и начинают, Элса. Когда мы с Розальбой приехали сюда с Сицилии, у нас было семнадцать долларов и мечта. С этого мы начали. Но не это обеспечило нам сытую жизнь. Мы владеем этой землей, потому что мы работали ради нее, потому что, какой бы тяжелой ни была жизнь, мы держались этой земли. Она кормит нас. Она прокормит и тебя, если ты ей позволишь.
Элса никогда не думала о земле как о якоре в жизни. Сама мысль остаться здесь и обрести настоящую семью и дом манила так, как ничто и никогда не манило.
Она сделает все, чтобы стать настоящей Мартинелли, стать частью их истории, может быть, даже сделать их историю своей и передать ее ребенку, которого она носит. Она сделает что угодно, станет кем угодно, чтобы эти люди полюбили ребенка безусловно, как своего.
– Я хочу этого, мистер Мартинелли, – искренне сказала она.
Он улыбнулся.