Четыре жизни ивы
Шрифт:
— Наш мир подобен старинному зеркалу, — сказал незнакомец. — По ту его сторону, что украшена резной рамой, находится жизнь, по другую, гладкую, — смерть. Мы пугаемся, когда боги поворачивают к нам зеркало гладкой его стороной, потому что видим в нём лишь собственное отражение. Жизнь души — длинная череда перевоплощений. Мы умираем множество раз. Видел ли ты линяющую змею? Если хочешь расти, терпи, когда боги сдирают с тебя кожу.
— Что же мне делать? — с тревогой спросил Чунь И, не в силах понять смысл слов шамана.
Старый китаец произнёс заклинания, сжёг перед каменным святилищем
— Жизнь вечна, разлука мимолётна. Судьба — бурная река, отдайся на её волю и соединишься с Океаном.
Он по-отечески взглянул на юношу и прошептал:
— Любимое существо — жемчужина, таящаяся в тёмных водах. Если потерпишь кораблекрушение, знай — это для того, чтобы найти сокровище.
Ничто не умаляло красоты нашего дома-крепости. Небо было синим и бездонным, солнце с неизменным величием освещало всё вокруг. Жужжали пчёлы, колыхались на ветру деревья. Отчаяние приходит в наш мир, как буря. Жизнь подобна нежному мху, дождь прибивает её к земле, а солнце возрождает.
Батюшка отошёл в мир иной.
Он вошёл в покои первой наложницы. Молча нанёс ей удар саблей в живот. Она вскрикнула, упала на ложе, свернулась клубком, прикрывая рану ладонью. Женщина звала на помощь, но оцепеневшие слуги не смели приблизиться. Она обратила взор к отцу, но тот отвернулся, потрясённый видом крови.
Отец вспоминал их первую встречу в чайном доме в городе Чэндоу. Хрупкая весёлая девушка пела, аккомпанируя себе на бибе. В зале было шумно. Посетители громко переговаривались, звенели тарелки, кричали подавальщики. Воркующий голос певицы заворожил отца. У неё были круглые и чёрные, как у ласточки, глаза.
Теперь эта грузная женщина лежала в луже собственной крови и с тяжёлой укоризной смотрела на моего отца. На лбу у него выступил пот, он злобно оскалился и внезапно нанёс наложнице новый удар, словно хотел убить воспоминания, вытер лезвие полой халата и нетвёрдым шагом побрёл к двери. Умирающая женщина была дочерью ярмарочных артистов, её с четырёх лет обучали воинским искусствам: она поднялась, кинулась на своего господина и вонзила ему в спину кинжал, который хранила под матрацем.
Когда моя мать, ковыляя на перевязанных ногах, появилась в спальне, отец и первая наложница бились в агонии. Они умерли в одно и то же мгновение.
После похорон Матушка заболела: она никак не могла забыть, как сотрясались в конвульсиях окровавленные тела. Их призраки приходили к ней во снах. Первая наложница, одетая ярмарочной плясуньей, тащила за собой моего хнычущего отца. Они спорили, скрипели зубами, мешая стоны с ругательствами.
Разгневанная Матушка приказала выбросить тело наложницы за стену, и стервятники разорвали его на части. Теперь жалобный крик птицы мучил Матушку. Она приподнималась на ложе и приказывала слугам убить дерзкую тварь.
После этого несчастья я одна вспоминала о моём брате. Посылала на его поиски лучших наездников. Наполненные ожиданием и неопределённостью дни тянулись бесконечно долго. Я вспоминала угрозы брата. В детстве он обещал, что отомстит мне, когда станет хозяином после смерти Батюшки.
Я тайно готовилась к побегу. Мне пришлось украсть у Матушки несколько украшений — все свои я отдала Чунь И. Служанки сшили мне костюм всадника, я научилась ездить верхом.
Однажды я приказала отворить главные ворота. Никто не осмелился перечить мне. Все запреты исчезли со смертью моего отца, приличия угасали на ложе моей матери. Долгое отсутствие брата передало управление домом в мои руки.
Створки ворот с грохотом распахнулись. Величие незнакомого мира ошеломило меня. Я медленно спускалась с горы. У меня кружилась голова, я крепко, до боли в пальцах, сжимала уздечку.
Краски и свет слепили меня, шум едва не лишил слуха: сухо цокали копыта, журчал водопад, перекатывались камни, шуршала о скалу ветка дерева. Мой смех эхом отлетал от обрывистых склонов горы.
Я достигла степи. Высокая трава касалась стремян. Влажный животный запах ударил в ноздри. Я обвела взглядом окрестности и вдруг поняла, что явилась с неба и что здесь, на земле, мир выглядит совсем иначе. Долина утратила свой безмятежный вид. Острые вершины скал разрывали небо. Я не видела озера, линия горизонта казалась изогнутой. Трава колыхалась и трепетала, в зелёных волнах появлялись и тут же исчезали пасущиеся стада.
Я опустила поводья, и лошадь перешла на спокойный шаг, словно тоже хотела насладиться ароматом лета. Мы вспугнули журавлей, птицы вспорхнули в небо, и лошадка ударилась в галоп, выкинув меня из седла.
Я лежала на спине, глядя сквозь лиловые цветы на плывущие по небу облака. Земля застыла и замолчала, отдавая мне своё тепло.
Я вспоминала, как Чунь И уезжал на охоту и потом рассказывал мне, что часто лежит в траве и наблюдает за ползущими по листьям божьими коровками и любуется порхающими бабочками, ни о чем не думает и набирается сил от земли.
С того дня, выезжая за ворота дома, я превращалась в Чунь II, следила за полётом птиц, гладила ладонями землю. Мой брат уехал, но его душа осталась в долине и приобщила меня к тайне степей.
Наступил день, когда я остановила главного управляющего, явившегося с докладом к Матушке. Она его больше не узнавала.
— Завтра вы принесёте мне в обеденный зал счета за прошлый месяц, — приказала я.
Он удивился, но вопросов задавать не стал и молча поклонился.
Я должна была взять на себя заботу о делах семьи. Без крепкой хозяйской руки слуги разбаловались и начали подворовывать, а две наложницы отца только и делали, что ссорились да жаловались на жизнь.
На следующий день я ждала старика Ли в столовой, в тот самый час, как было заведено у Матушки. Слуги убрали стол и приготовили для меня бумагу, кисточки, тушь и счёты. Ли всем своим видом выражал смирение и нерешительность, но я заметила его цепкий взгляд исподлобья. Ли принёс мне все счета, из которых я узнала, что главным богатством нашей семьи были леса и скот, торговые караваны, ходившие из Китая в соседние страны, чайные плантации, поля, на которых попеременно выращивали рис и пшеницу, а ещё две лавки, торговавшие шёлком, — они были частью приданого моей матери.