ЧИЧЕРОНЕ
Шрифт:
– Стоп!
– скомандовал я.
– Вы что хотите? Пересадить эти ваши голоса из своей головы в мою?
– Да, - обреченно сказал Ефимыч.
– Хочу.
– Так, - проговорил я и поднялся с койки.
– Пойду самовар поставлю…
Выйдя в кухню, разжег конфорку - и выразительно на нее посмотрел. Дескать, ничего себе, а? Водрузил чайник на огонь и, сокрушенно покачав головой, вернулся в комнату, где изнывал в ожидании Ефимыч.
– Так, - повторил я, садясь напротив.
– Значит, решили уволиться…
– Да!
– выдохнул
– Сил моих больше нет.
– А жить на что собираетесь? На пенсию?
– Ну жил же до сих пор! И потом… я уже вон сколько заработал…
– Сколько?
Он взглянул на меня с опаской.
– Да как… - уклончиво молвил он.
– Вот на Центральный район меняюсь. С доплатой. И еще кое-что останется…
Что ж, это мудро. С нынешней его репутацией в нашем дворе оставаться не стоит. Разумнее перебраться куда подальше.
– И защищать больше не будут…
– Защищать не будут, - подтвердил он.
– А мою кандидатуру вы уже с ними обсуждали?
– Да!
– с жаром сказал Ефимыч.
– Они согласны. Дело только за вами.
В кухне весьма своевременно заверещал чайник, что дало мне повод удалиться, выгадав краткую отсрочку.
Сказано: возлюби ближнего, как самого себя. Я не люблю себя. Жалеть иногда жалею, а любить не люблю. Не за что. Таким образом вышеупомянутая заповедь Христова соблюдается мною неукоснительно.
Однако нелюбовь к ближним вовсе не подразумевает жестокости в отношении кого-либо из них. А любой мой ответ в данном случае прозвучал бы весьма жестоко. Наиболее милосердным представлялось твердое «нет».
Ну вот, допустим, отвечу я: «Да». Голоса, естественно, никуда от этого не денутся - и поймет Ефимыч с ужасом, что никакой он не чичероне, а самый обычный псих. Еще не дай Бог что-нибудь над собой учинит. Мучайся потом из-за него…
Впрочем, поймет ли? Может ли вообще психопат чистосердечно признать себя психопатом? Наверняка извернется, выкрутится, что-нибудь придумает и останется прав во всем. Да и голоса, конечно же, его изнутри поддержат: отбой, дескать, никого нам, кроме тебя, Ефимыч, не нужно. Нет такого второго во Вселенной.
Есть, кстати, и другой вариант. Я говорю: «Да», - и голоса умолкают. Где-то я даже читал о подобном способе лечения. Правда, не исключено, что вместе с ними Ефимыча покинут и его гипнотические способности, однако не думаю, чтобы он об этом когда-нибудь пожалел.
С большим чайником в левой руке и с заварочным в правой я вернулся к столу.
– Ну?
– затрепетав, спросил меня Ефимыч.
На мое счастье, я сначала избавился от кипятка и лишь потом сказал:
– Что ж с вами делать… Согласен.
«Тогда давайте обсудим условия», - отчетливо прозвучал в моей голове приятный мужской голос.
Как все это было давно…
Я останавливаю свой «форд» напротив здания с колоннами, что, конечно же, чревато штрафом.
– Дума, - с удовольствием оглашаю я, захлопывая за собой дверцу и простирая ладонь к колоннаде.
– Это где думают.
– О чем?
– неслышно спрашивают меня.
– Предполагается, что о народном благе.
– Кем предполагается?
– Теми, кто думает.
– Это соответствует действительности?
– Ну, не все так просто, - со снисходительностью истинного чичероне изрекаю я.
– Конечно, каждый думает исключительно о своей выгоде и о своей карьере. Но из множества этих мелких дум складывается одна общая дума о народном благе.
На несколько мгновений в голове моей воцаряется тишина. Кажется, я малость озадачил своих работодателей. До сих пор не возьму в толк, кто они и откуда взялись. Первое время пытался понять, потом махнул рукой. Достаточно того, что ребята вроде хорошие и в чужие дела не лезут. Да у них, судя по всему, и возможностей таких нет. Просто любопытствуют.
Даже мысли читать не умеют. Меня это устраивает, хотя и создает определенные неудобства: на каждый их вопрос нужно отвечать вслух. Сначала стеснялся, потом обнаглел. Вроде как по сотику болтаешь. Тем более что на правом ухе у меня и впрямь красуется самая что ни на есть крутая гарнитура. На зависть продвинутым тинейджерам. Однажды подстерегли у парадного, попытались отобрать. За что и были обездвижены.
Сильно осложнились отношения с женщинами. Теперь каждую приходится предупреждать, что я иногда во время интимной близости начинаю говорить крайне циничные вещи. В виде вопросов и ответов. Впрочем, некоторых это даже возбуждает.
– Поясните, - звучит наконец у меня в голове.
– Помните, в прошлый раз вы спрашивали, что такое армия?
– Помним.
Вот еще одна странность: о себе они говорят только во множественном числе. Видимо, коллективный разум. Не надо смеяться, но одно время я подозревал в них колонию компьютерных вирусов, использующих человеческий мозг в качестве приемной антенны. Кстати, это многое бы объяснило. Например, поступления на мой банковский счет. Или, скажем, незнание простейших истин, совершенно для нас естественных и не нуждающихся в истолковании.
Однако, если они и вправду обитают в Интернете, что им мешало заглянуть в любой словарь?
– Так вот, - важно продолжаю я.
– Чем трусливее каждый солдат в отдельности, тем храбрее армия в целом. Как видите, тот же самый парадокс.
– Почему так?
– Потому что, если солдат бесстрашен, он прежде всего перестает бояться своего командира. Если же труслив, то предпочтет доблестно погибнуть, лишь бы не получить взыскания.
– Что такое взыскание?
Я не тороплюсь с ответом. Окидываю критическим взглядом свой новенький «фордик» и с удовлетворением отмечаю, что его жемчужный окрас и впрямь весьма удачно сочетается с мягкими тонами моего прикида.