Чикагские гангстеры могут отдыхать

Меньшов Виктор

Ведя правой рукой огонь, я левой отстегнул гранату и бросил под ноги охранникам из второй машины. На секунду перевел взгляд на первую и едва удержался, чтобы не врезать очередью ниже: там, прикрывая шефа, зажимал себе уши явно контуженный Володя. Он весь был залеплен пластырем, на правой щеке чернело огромное пятно, а левый глаз закрывала толстая марлевая повязка.

После взрыва ещё двух гранат часть охранников просто упала, хватаясь за уши, остальные, совершенно деморализованные, пытались пригнуться пониже под градом пуль, свистевших

над самыми головами. Да в придачу от гранат, выпущенных из подствольников Мишани и Сереги, взрывались склоны «ущелья», осыпая сгорбившихся внизу людей комьями земли.

Я понимал их состояние. Когда в тебя стреляют, на спину что-то сыплется — поди догадайся, осколки это или земля, — под ногами разрываются гранаты, от звука которых лопаются барабанные перепонки, а сверху свистят пули, никому в голову не придет, что все странным образом живы. Ведь это тебя, именно тебя в упор расстреливают пляшущие перед глазами фигуры в камуфляже!

И в этот момент, словно ставя точку в этом адском спектакле, загрохотал сверху пулемет.

— Ну, все, — мелькнуло у меня. — Сейчас после нескольких очередей надо заорать на охрану, чтобы бросали оружие. Вот только Нина ленту расстреляет…

Но тут началось нечто совершенно не запланированное. Меня сзади что-то сильно толкнуло, ударило в плечо. Я едва не упал носом. Но тут же забыл о своем ранении, решив, что нас обошли… И вдруг сообразил, что пулемет-то стреляет по-прежнему!

Значит… И я с ужасом заметил, как стоявший передо мной охранник прижал к груди руку и, хватая ртом воздух, валится на спину, отброшенный тяжелой пулей к машине. Рядом с ним выронил пистолет, хватаясь за руку, другой. Около меня стоял на коленях Семен, прижимая рукой бок, автомат валялся перед ним, лицо перекосилось. И потом вижу: схватившись за живот, осел на землю Володя, а следом вскинул руки к голове — шеф!

— У Нины сбился прицел! — осенила меня страшная догадка. — Сейчас она превратит всех внизу в капусту!

Я развернулся в сторону холма, заорал, махая руками, заслоняя собою людей на дороге.

— Не стре-ля-а-ай!!!

Страшный удар пришелся мне прямо в грудь, я закашлялся, выплюнул кровь, и получил ещё удар в голову…

Очнулся я от того, что кто-то тер мне виски. В нос ударил резкий запах спирта.

— Дыши, дыши! — услышал я из тумана команду и старательно попытался её выполнить, но в горло мне будто пробку вставили. Тогда тот же голос заорал на меня: — Нюхай! Нюхай!

Я потянул в себя воздух, и в нос мне ударил резкий запах спирта, обжигая легкие, но зато и вытолкнул чертову пробку. Я закашлялся и завертел головой, но этот «кто-то» оказался очень настойчив. Он разжал мне рот и влил обжигающую влагу. Я глотнул, со свистом стал вдыхать воздух. Туман рассеялся. Я увидел над собой лицо Сереги.

— Ну ты, лекарь хренов, — слабо отмахнулся я от попыток влить в меня ещё глоток.

В голове страшно гудело, каждое движение вызывало боль. Саднила грудь. Я опустил глаза, но ни следов крови, ни бинтов не заметил.

— Наверное, спас жилет, — подумал я.

В воздухе пахло гарью. Опираясь на руку, я с трудом сел и осмотрелся. Картина предстала моим глазам — грустнее некуда. Охрана лежала лицом вниз, разбросав руки в стороны. Понять сразу, кто убит, а кто просто сдался, невозможно. За ними присматривал Мишаня. Семен возился над распростертым телом шефа. Рядом сидел Володя, прижимая скованные наручниками руки к животу. На лице у него застыла гримаса боли.

— Слава Богу, Семен жив, — успокоился я. — А как же я? Мне же в голову попали!?

Я схватился за лоб, нащупал здоровенную шишку и посмотрел тупо на свою ладонь, не понимая…

— Пули были резиновые, — пояснил Серега, заметив выражение моего лица. — Мишаня на всякий пожарный зарядил в пулемет ленту с холостыми патронами. Это он так думал, что с холостыми, а она оказалась с резиновыми пулями. Он сразу не разобрался.

— Как же так получилось с пулеметом?

Он недоуменно развел руками. Нину было не видно, но ей и приказано не показываться, она должна ждать нас у машин, за склоном, чтобы её не засекла охрана.

— А с шефом что? — спросил я.

— Слабоват. Пуля прямо в голову угодила. Семен пытается его в чувство привести.

Я с трудом поднялся и подумал, что вряд ли моя голова ещё способна соображать. Я, правда, напрягся и вспомнил, что дважды два — четыре, и, гордый своим открытием, пошел к Семену.

Шеф уже дышал, даже глаза открыл.

— Будет жить! — подмигнул Семен мне.

Володя при виде меня попытался дотянуться и лягнуть ногой, но от слабости ничего не вышло — видать, всерьез его контузило.

— Ну, гады! — прошипел он. — Теперь ваша песенка точно спета! Все! Хана вам.

— Ладно, пусть по-твоему будет, — устало махнул я рукой. — Считай нас покойниками, если это согреет тебе душу. А нам, пока мы живы, это не мешает.

Я взял его за наручники и оттащил к остальным охранникам. Мы собрали всех вместе, приковали к машинам, и я сказал:

— Значит, так. Вам ничего плохого мы не желаем. Как видите, все остались живы, хотя мы могли вас перестрелять. Передайте в банке, что мы требуем за вашего шефа — а его мы с собой забираем — всего-навсего миллион долларов. Когда и где передать деньги, мы скажем. Не вздумайте сообщать в органы. Мы не дети, все эти штучки знаем. Если что — пристрелим шефа.

— А вы его и так пристрелите! — выкрикнул хрипло Володя.

— Но вас-то мы оставили в живых, — возразил Семен. — Зачем же убивать человека, если мы получим деньги?

Неожиданно раздался рев приближающегося на скорости автомобиля. Мишаня перекинул шефа через плечо, а мы, подхватив оружие, бросились навстречу этому звуку.

Едва не расстреляли его по колесам, но вовремя узнали нашу машину. Это Нина, не выдержав, видимо, нервного напряжения и ожидания, решила посмотреть, как дела.