Чикагский блюз

Каралис Дмитрий Николаевич

– Обыкновенно! – развел руками дядя Жора. – Как всех. Просто бортинженер. Летчик. Мой знакомый. Зовут Алексей. Но никто не должен знать, что он будущий космонавт. Он заночует у нас, а на следующий день хельсинкским поездом уедет в Москву. У него путевка как раз кончается.

– Я могу проводить его до вокзала, – вызвался я. – Со мной его никто не тронет, я всех пацанов знаю.

– А продукты? – Тетя Зина подошла к столу и потрясла отдельной ведомостью с цепочкой имен и телефонов, по которым их следовало добывать. – С ума сойти!

Папа сказал, что приготовит такие шашлыки, что все пальчики оближут. Главное, чтобы дядя Жора добыл обещанную баранину.

– Добудем! – радостно пообещал дядя Жора. – Это будет фирменное блюдо – «шашлык для космонавта»!

2

Вскоре дядя Жора взял у соседа станок, и мы с отцом стали стругать на нем доски для стола и лавок.

Отец с дядей Жорой составили длинный список подготовительных дел, и по мере приближения к 9 августа мы вычеркивали из него пункт за пунктом. Наш список укорачивался, а список, составленный мамой с тетей Зиной, разрастался.

Вдруг выяснялось, что им обеим нужны новые фартуки, тапочки, туфли, специальные лотки, казан для плова, подставки под салфетки, яйцерезка, две хорошие терки, не говоря уже об особых продуктах, которые понадобились в связи с космонавтом. Катька тоже выкатила родителям требования по обновлению своего гардероба: брючный костюм, туфельки, шарфик, брошка с колечком, сережки, хотя бы из искусственных алмазов, и прочая девичья придурь.

Вскоре дядя Жора привез из города двадцать блестящих шампуров из нержавейки и мангал на ножках, переливающийся фиолетовым цветом в местах сварки. Все это изготовили знакомые умельцы с опытного завода за литр казенного спирта.

Затем умельцы осчастливили дядю Жору насадкой на огородный шланг в виде ракеты с трубкой в носу, и получился неплохой фонтан – ракета писала водой до второго этажа, сея водяную пыль на кусты черничника и тети-Зинины флоксы. Боевая такая ракета, которая сама стоит, но сикает в возможного противника лучом лазера.

Дядя Жора сказал, что по сценарию я должен буду включить фонтан, когда все усядутся за стол и он три раза постучит ножом по бокалу. Потом я могу выключать и включать фонтан сколько мне заблагорассудится, главное, чтобы насос не перегорел.

– Ну хорошо, – тихо сказал отец, когда мы сидели на лавочке и наблюдали, как рекомендованный соседом плотник сколачивает столы. – Шашлыки, плов, фонтан, ковры для возлежания, палатки – это все замечательно. Но мы же должны чем-то удивить публику! Должны показать, что девяносто лет на двоих прожили не зря и кое-чему научились! А, Жора? Как ты думаешь?

– Я только об этом и думаю, – нервно сказал дядька. – Бассейн мы не успеваем. Может, гигантские шаги вокруг вон той сосны устроить? Спилить, к чертовой матери, нижние ветки, я закажу металлический поясок со штангами, привесим канаты…

– Слабо, – поморщился отец. – Это все ретро. Мы должны смотреть в будущее. Не забывай, кто будет среди гостей.

– Парашютную вышку, что ли, устроить? – Дядя Жора задрал голову вверх, оглядывая высокие сосны и ели, росшие на участке. – И сиганём вместе.

– Я без шуток, – сказал отец. – Любой юбилей – это всегда разговор со временем. Подведение некоторых итогов…

– Что ты предлагаешь? Концерт «Этапы боевого пути»?

Отец помолчал.

– А привезешь его ты? – тихо спросил он. – Или сам доберется?

– Сказал, что сам. Ему не нужна афиша.

– А охрана ему полагается? – еще тише спросил отец.

– Сомневаюсь, – сказал дядя Жора. – Не забывай – он согласился приехать инкогнито.

Я сидел рядом в шезлонге, и отец многозначительно покосился на меня. Понял, дескать? Не болтать! Инкогнито!

Отец с дядей перешли на шепот, и я пошел помогать плотнику – тот собирал на земле очередную столешницу, безжалостно оставляя на сливочных струганых досках следы сапог.

Я выпрямлял на куске рельса гвозди и думал, что бы такое оригинальное подарить отцу и дяде Жоре.

Плотник был космат, бородат и походил на героя фильма, обнаруженного моряками на необитаемом острове. Колоритная фигура.

Выражался он соответственно. «Значит, ты против диалектического материализма, – обращался он к кривоватой доске, дававшей щель в общей сплотке. – Решила стать левой уклонисткой. Придется отправить тебя к хунвэйбинам на перевоспитание…» Он откладывал доску в сторону.

– А у твоих паханов шило есть? – осторожно спросил меня плотник, сев перекурить.

– Шило? Есть! – Я поднялся. – Принести?

– Налей грамм пятьдесят и поставь в сарае на верстаке. Только тихонечко.

Я остановился, постигая образность его речи. Игла шила должна быть не менее пятидесяти миллиметров? Поставить – значит воткнуть. Тихонечко – чтобы не уколоться…

Я откопал в ящике шило, воткнул его в верстак и позвал плотника. Звали его Яшей.

Яша долго не выходил из сарая, и я слышал, как он скребется на полках и двигает банки с краской и растворителем. Я собирал в ведерко выпрямленные гвозди, когда Яшина борода показалась в проеме сарая. Он сманивал меня глазами внутрь.

– Где? – нетерпеливо спросил он в полумраке.

– Да вот же! – я показал на воткнутый в дерево инструмент.

Яша потрясенно посмотрел на шило, потом на меня:

– У тебя сколько по ботанике было?

– Не помню. А что?

– Что б тебе девушки так давали, как ты мне дал, – удрученно сказал Яша. – Шило – это спирт! Первый раз слышишь, студент?

– Спирта у меня нет…

– А если поискать? – тяжело вздохнул Яша, опираясь руками на верстак. – У меня без спирта зрение садится. Уже по гвоздю плохо попадаю. Смотри! – Он вытянул к свету руку и предъявил вспухший фиолетовый ноготь. – На секретном полигоне зрение посадил. Медицина бессильна, только спирт включает глазные колбочки и палочки. Я уже и тебя с трудом различаю… – Он посмотрел на меня жуткими мертвеющими глазами.