Чинди
Шрифт:
— Создается впечатление, — сказал профессор, — что физические характеристики пространства чрезвычайно разнородны. — Делая это замечание, он прикрыл глаза — возможно, просто рассуждал вслух. — Это вообще не то, чего мы ожидали. — Его улыбка увяла.
Хатч очень хорошо понимала, что Могамбо пригласил ее сюда не обсуждать проблемы физики. Но она приняла условия игры и задала несколько вопросов относительно его исследований, притворяясь, что ответы ей понятны. Рассказала, что полет к Обреченной оказался напряженным и беспокойным, все десять дней
Наконец он резко изменил поведение, вновь наполнил ее стакан и с некоторой бесцеремонностью заметил, что, насколько ему известно, она отправляется к 1107.
— Да, верно.
— Чтобы определить, есть ли там что-нибудь, связанное с передачами, зафиксированными «Бенджамином Мартином».
— Да.
Он оперся локтями о стол, плотно сложил пальцы и наклонился вперед, очень похожий на большую хищную птицу.
— Одиннадцать ноль семь, — повторил он.
Она ждала.
— Так что ты думаешь, Хатч?
— Не знаю, — созналась она. — Если там и было что-то, когда мимо проходил «Бенни», то я очень сомневаюсь, что оно и сейчас там. — Хатч подозревала, что профессору известно о последнем перехвате, но вряд ли он знал, ввели ее в курс дела или нет. А она не собиралась говорить ему ничего лишнего.
Могамбо долгую минуту изучал ее.
— Я тоже так думаю. — Он нахмурил брови.
Хатч показалось, что он сейчас скажет что-то еще, но доктор, видимо, передумал и продолжал поигрывать стаканом.
Хатч оглядела кабинет. На стенах несколько недорогих электронных картинок, пейзажи с садами и сельскими дорогами. Пауза затягивалась, и она решила нажать.
— Подумываете отправиться туда и взглянуть? Мы были бы рады принять вас на борт. — На самом деле ей этого не хотелось. Но Хатч знала, что он не согласится. Так что такое предложение ничем ей не грозило.
— С этим Обществом контактеров? — Могамбо усмехнулся, поглядывая на нее. Летай с ними сколько угодно, но меня ждут более важные дела . — Нет. Я действительно очень занят. — Он показал ровный ряд очень крепких белых зубов. — Предприятие фантастическое, Хатч, но совершенно безнадежное.
Она абсолютно точно знала, к чему он клонит, но не собиралась приходить на помощь.
— Никогда не знаешь, что будет завтра, — заметила она.
Могамбо басисто кашлянул.
— Я хотел бы попросить о любезности.
— Смотря о какой.
— Дайте мне знать, если действительно обнаружите там что-то. Я пробуду здесь еще пару недель.
Было очевидно, чем все это должно закончиться. Да, мы заполучили инопланетный передатчик! Могамбо галопом бы вырвался на сцену и стяжал всю славу. Джордж никогда не узнал бы, откуда свалилась такая неприятность.
— Я вряд ли смогу сделать это, профессор.
Похоже, его это задело.
— Хатч, почему нет?
— Согласно контракту мистер Хокельман контролирует все сообщения. — Это не совсем соответствовало истине, но так вполне могло бы быть. — Я при всем желании не смогу выполнить вашу просьбу.
— Хатч, это для меня очень важно. Послушай, честно говоря, я обязательно полетел бы туда с тобой, если мог. Но это просто невозможно. Я завален работой. И не могу бросить ее. Сама понимаешь. Сколько надо добираться отсюда туда? Неделю?
— Примерно.
Могамбо изобразил страдание.
— Сейчас я просто не властен над ситуацией. — Он коснулся выключателей; вспыхнули верхние лампы, заливая комнату светом. — Но мне это необходимо, Хатч. Я рассматривал бы это как личное одолжение. И по достоинству оценил бы, если бы ты ухитрилась… — Хатч открыла было рот, но он вытянул руку. — Сделай это для меня, а я подумаю, как тебя вознаградить. У меня есть связи. Уверен, что ты не хочешь убить остаток жизни, болтаясь туда-сюда между Солнечной системой и станцией «Аутпост».
Она медленно поднялась и поставила полупустой стакан на край стола.
— Я передам вашу просьбу, профессор. Джордж наверняка пойдет вам навстречу.
Тор знал, что она прилетает. Четыре года назад он провел с Хатч несколько вечеров. Пара походов в театр, пара обедов, как-то вечером — выпивка в ресторане «У Кессиди», на самом верху, откуда видны Потомак и Молл. Прогулка вдоль реки. Поездка на лошадях в субботний полдень через парк Рок-Крик. А потом однажды в среду вечером (был конец ноября) она заявила, что они больше не увидятся. Что как ни жаль — она надеется, что его это не слишком расстроит, — ей вновь придется лететь в какую-то точку вселенной, название которой ему не выговорить, в тот идиотский мир, где полчища ноков истребляли друг друга на войне, которая, вероятно, тянулась вечно.
— Я не часто возвращаюсь в Арлингтон, Тор, — объяснила она.
Он знал, что так будет. Он не представлял подробностей, но что-то в ее поведении все время подсказывало ему, что все это временно, и наступит день, когда он придет сюда в очередной раз уже один . Разумеется, он не сознался ей ни в чем — трудно сказать почему; напуганный тем, что это только оттолкнет ее еще больше? Поэтому он попросил счет, оплатил его, сказал: «Жалко, что все кончилось вот так», и ушел. А она осталась.
В то время его звали Тор Виндерваль — такое имя он получил при рождении и изменил по совету директора Художественной выставки в Джорджтауне. «Виндерваль звучит как-то надуманно, — заметил тот. — И очень трудно запоминается. Не очень подходит для занятий коммерцией».
С тех пор он не видел Хатч.
Он несколько раз порывался отправить ей сообщение. «Хатч, я по-прежнему здесь», или «Хатч, почему бы нам не сделать еще одну попытку, когда ты вернешься?», или «Хатч, Присцилла, я люблю тебя».