Чингисхан. Демон Востока
Шрифт:
Эйрих признательно кивнул своему рабу, после чего приступил к трапезе, под скрип осадных механизмов.
Воины из осадного лагеря готов с благоговением наблюдали за работой машин, которых нет даже у римлян. Инженеры работали быстро, подтаскивая камни и усердно крутя рукояти бронзового зубчатого вала, поднимающего противовес в его высшую точку.
Новый залп. Один снаряд рухнул с недолётом, но зато два врезались в основание стены. Тут всё зависит от удачи, поэтому валы крутили только специально избранные инженеры, считающиеся особо удачливыми по жизни. Почему инженеры решили, что точность
— М-м-м, — с удовольствием прожевал Эйрих кусочек лепёшки, посыпанный крупицами сахара.
Римляне на стенах паниковали, быстро бегали туда-сюда, спешно покидали обстреливаемый участок стены, наверное, принимали какие-то важные и нужные решения, но поделать с вражескими осадными машинами ничего не могли. Кто-то из них решился выстрелить из башенного онагра, но камень не долетел даже до ограды из частокола. Не для того тут онагр, чтобы бороться против вражеских осадных машин. Его задача — разбивать в щепы осадные башни и закидывать смертельными камнями наступающие массы врагов.
Снова на одной из башен появился белый флажок, призывающий к переговорам, но Эйрих снова его проигнорировал. Ему нужен результат со стеной, чтобы иметь заведомо более выигрышную переговорную позицию.
Обстрел продолжался долго, Эйриху даже успело надоесть просто сидеть за пустым столом и он позвал Ликурга, чтобы обсудить его позицию по поводу грядущей земельной реформы, которая ждёт всех римлян…
Наконец, сильно после полудня, кладка на вершине стены дала слабину и завалилась внутрь города. Общее ослабление конструкции радикально повлияло на итоги следующих попаданий, поэтому Эйрих не был удивлён, когда, через четыре удачных залпа продолжающих исправно работать машин, стена начала осыпаться. Нет, здесь римляне пожадничали и не стали ставить бетонную основу. Их вина, их проблема.
— Сигнальщик, покажи им белый флаг, — дал Эйрих приказ.
Римляне не стали медлить, оперативно выпустив из города сорок всадников. Эйрих отправил им навстречу два десятка избранной сотни, с наказом доставить делегацию прямо к нему.
Когда римские муниципальные вельможи подъехали, на столе уже стоял кувшин сухого фалернского, а также несколько лепёшек с сахаром.
— Кто ты такой? — спросил Эйрих, когда напротив него сел представительного вида римлянин.
Одет дорого, в тогу с пурпуром, лицо холёное, бледное — свидетельство того, что он не работает на улице и вообще редко покидает здания. Среди готов примерно такого же Эйрих знал только одного — Гунвальда Красноглазого, который был бледным по причине альбинизма и постоянно страдал из-за этого. Но этот римлянин никакой не альбинос, а просто знатный вельможа, лишённый необходимости показывать себя такому жестокому к Гунвальду Солнцу…
— Максим Ацидин, префект города, — представился тот.
— Меня ты, наверное, знаешь, — усмехнулся Эйрих. — Наверное, вы напуганы перспективой штурма, так?
— Чего ты хочешь? — спросил Ацидин.
— Так, чего же я хочу? — притворно озадачился Эйрих. — А, точно! Я хочу, чтобы вы сложили власть и сдали мне город без боя. Но если бы все хотелки каждого человека исполнялись по
— Сдавать тебе город никто не будет, — покачал головой римлянин.
Этот не был настолько высокомерен, как другие префекты, например, патавский. Видимо, разрушение секции стены действует на них очень отрезвляюще.
— Ну, так не сдавайте, — пожал Эйрих плечами. — Я изначально настроился, что буду выдирать его из ваших окоченевших рук, так что ты ничего не изменил в моих намерениях. На этом всё? Переговоры закончены?
— Подожди! — не сдержался римлянин. — Мы ведь можем договориться! Всегда можно договориться!
— Иногда договориться никак нельзя, — вздохнул Эйрих. — Мы пришли сюда навсегда. Мы хотим освободить вас от императорского ига, даровать вам свободу, нам присущую. Точнее, не вам, а обычным людям, жителям этого города. Вас же ждёт смерть или изгнание. Всё зависит от того, сделаете ли вы так, как я хочу. Если исполнится хотелка одного маленького человека, мир ведь не рухнет?
Максим Ацидин боролся с чувствами. Он испытывал страх и ненависть одновременно, ему хотелось истерически закричать и обрызгать Эйриха слюной, вырывающейся вместе с яростными воплями. В итоге, он молча встал и пошёл к своему коню.
— Так я и думал, — изрёк Эйрих, после чего налил себе разбавленного вина из кувшина.
/5 апреля 410 года нашей эры, Западная Римская империя, Венетия и Истрия, г. Верона/
— Четыре пролома — это хорошо… — удовлетворённо произнёс Эйрих. — Но мало. Надо ещё столько же.
— Проконсул, уже второй манджаник сломался, остальные тоже громко скрипят-трещат, — жалобно произнёс Бранвальд, старший из инженеров. — Может, хватит, а?
Сутками подряд таскать камни и отправлять их во вражеские стены — это очень тяжело, но Эйрих считал, что инженеры должны полностью отрабатывать своё высокое жалование.
— Я сказал, что должно быть ещё четыре пролома, — перевёл на него Эйрих свой очень холодный взгляд. — Это значит, что вы сделаете ещё четыре пролома. Пусть хоть все сломаются, сделайте проломы.
На самом деле, в мирном лагере плотники уже выстругивают замену сломанным деталям, поэтому скоро манджаники починят и всё вернётся на круги своя.
— Если думаете, что вам платили так много просто так, то вы глубоко ошибались, — произнёс Эйрих, окинув делегацию измотанных инженеров. — Хотя… Разрешаю найти людей из незанятых в осаде воинов и за собственные деньги нанять их себе в помощь. Но не бесплатно — я прослежу. А теперь… Убывайте с глаз моих, нытики слабосильные.
Римляне в настоящей панике, за стенами происходит что-то непонятное, какие-то волнения, причём это волнение становилось тем сильнее, чем больше проломов образовывалось в городской стене. Они махали белыми флагами, время от времени, но затем, почему-то, переставали. Непонятно, что всё это значит, но это и не особо важно. Эйрих возьмёт этот город. Скоро.