Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха.
Шрифт:
— Сла-адкая! Я еще попью, вот досюда — и тебе дам.
Но уменьшить уровень глюкозы до отмеченной грязным ногтем метки ему не удается — Генка вдруг начинает шататься, роняет бутыль и она, ударившись о металлическую ножку кровати, со звоном разбивается.
— Ты чего? — с трудом преодолев слабость и апатию, спрашиваю я. Генка страшно пучит глаза и хрипит. Его кидает на кровать, бьет судорогой. Изо рта начинает идти желтая пена. Я хочу крикнуть, позвать медсестру и понимаю: нельзя. Нельзя, потому что это она принесла бутыль с глюкозой.
Генка перестает хрипеть и затихает. Я знаю, что он умер. В бутылке с глюкозой был яд. Умер Генка, а должен был — я…
Выдергиваю из руки иглу и довольно резво встаю с кровати. Тут же падаю на четвереньки — сил нет, да и в голове мутно. Ясно одно — отсюда надо бежать. Кто эти люди и зачем они пытались убить меня — непонятно, но факт есть факт. От глюкозы еще никто не умирал. Возле Генкиной кровати стоит тумбочка. Внутри ящика станок, зубная щетка, несколько полотенец. Под ними обнаруживаю фигурку. Что же, Генка украл коня и отхватил немного моей судьбы. Возможно, этим он спас меня и наказал себя.
Из палатки я выбрался, разрезав толстую брезентовую ткань у самого пола. Выполз в дыру и очутился на заднем дворе медпункта. Сухой, горячий ветер трепал развешенные для просушки халаты, шапочки, полиэтиленовые пакеты, старая форма-подменка. Влез в первые же попавшиеся штаны и кое-как добрался до забора, металлической сетки-рабицы, огораживающей медпункт. До меня доносились голоса людей, шум двигателя машины, а чуть в стороне, спиной ко мне, маячил одинокий часовой с автоматом наперевес. Ветер дул с его стороны и он не услышал, как загремела сетка-рабица, когда я перелезал через нее.
Я достаточно далеко удалился от медицинского пункта. Наверное, там уже обнаружили мертвого Ямина и мое отсутствие. Иди очень тяжело, но голова ясная. У меня снова нет воды и еды. Нет военного билета. Нет обуви. Есть камни, песок и серебряный конь, который ведет меня на север. Теперь нет нужды сопротивляться, напротив, я обязан добраться до неведомой пока цели.
На север — так на север.
Глава последняя
Тайна Чингисхана
Всю ночь я иду по каменистой пустыне меж гор. Мне везет — тепло, ветра нет. От слабости кружится голова, но я уверен в себе. Я дойду и выполню то, чего хочет от меня конь. Это мой долг, долг мужчины из рода Чусаевых.
Утром я вижу вдали, на скалистом гребне, пыльные развалины. Когда-то здесь стояла гордая крепость, и ее властные хозяева контролировали все окрестные земли, собирая с их жителей дань зерном, скотом и людьми. Потом была война, орды захватчиков, штурм и огонь, пожравший последних защитников. С тех пор прошло много веков, и все это время лишь ветер да птицы гостили в мертвых руинах.
Конь влечет меня туда. Поднимаюсь по склону, сажусь на обломок скалы. Внизу лежит широкая долина, окаймленная горами. За спиной высятся пики Гиндукуша. Небо украшено «кошачьими хвостами» — завтра будет ветреный день.
Освобождаю коня от капроновой удавки, кладу его на теплую поверхность камня — и мгновенно исчезаю во временной воронке…
На этот раз погружение в прошлое происходит иначе, чем всегда. Я испытываю совсем другие ощущения, по-другому чувствую, вижу, думаю. Раньше я был всего лишь зрителем, безмолвным свидетелем великой исторической драмы, разыгранной передо мной неизвестным режиссером. Сейчас я — ее участник.
Сначала приходят звуки. Тихое потрескивание пламени в масляных лампах, шум ветра за окном, далекое конское ржание. Потом — запахи. В комнате, где я нахожусь, пахнет благовониями, кожей, гарью и уксусом.
Глаза мои начинают видеть. Я в богато убранных покоях — всюду ковры, сундуки с резными крышками, каменные стены занавешены шелковыми занавесями. Небольшие окна забраны изящными коваными решетками.
Наконец, я ощущаю свое тело. И тут мне становится страшно. Страшно, потому что это тело старика. Я — старик. Грузный, неповоротливый старик. У меня болят ноги, ломит поясницу. Трудно дышать.
Что происходит? Кто я? Где я? Зачем?
Не успеваю найти ни единого ответа на эти вопросы — и тут же получаю их все. Лавина чужих воспоминаний обрушивается на меня. Некоторое время в голове царит хаос. Все перемешалось в страшной круговерти. Из прошлого, как из бурливого потока, уносящегося в вечность, выныривают то оскаленные лица воинов, то морды загнанных коней, то картины давно минувших битв. Постепенно ко мне возвращаются способности мыслить, рассуждать и анализировать. Быстро перебрав свои новые воспоминания, я начинаю догадываться, чьими глазами я теперь вижу и в чьей памяти копаюсь.
Чингисхан Темуджин Кият-Борджигин. Сирота, нищий изгой, колодник, степной грабитель, ставший в итоге Потрясателем Вселенной.
Он умирает… Он — или я? Мы теперь слиты воедино, мы — одно существо, точнее, одна сущность, один разум.
Я умираю. Так будет точнее. Мне шестьдесят пять лет. Все эти годы я старался, чтобы мои подданные жили в мире. Но мир возможен только в одном случае — если твои враги мертвы. А врагов оказалось много, очень много. Битвы, походы, снова битвы и снова походы — так прошла моя жизнь. Теперь владения мои простираются так далеко, что если выехать из их центра, то путь до границы займет целый год.
Но дело мое не закончено, нет! Мирная жизнь далека, как мираж в пустыни. За границами подвластных мне земель есть новые враги. Их участь уже предрешена — они или склонятся перед моим девятихвостым тугом, или погибнут.
Жаль, я не увижу последнего похода. Жаль, что Великий мир на земле наступит уже без меня. Но дети мои и внуки и дети внуков сполна вкусят блага моих деяний. Я рад этому. Мне не страшно умирать. Жизнь моя прожита не зря. Только что я говорил со своими сыновьями, Толуем и Угэдэем. Я сказал им:
— Дети мои! Близок конец моего жизненного пути…
Я хотел сказать эти слова всем моим сыновьям, но Джагатай сейчас далеко отсюда, замиряет непокорных на берегах великой реки Хуанхэ, а Джучи, мой старший, властный, суровый Джучи… Увы мне, я не уберег его. Ныне он охотится в небесных угодьях, и Вечное Синее небо стало его отцом.
Своим преемником я назвал Угэдэя. Он не самый старший из братьев. Он не самый искусный в военном деле. Он не самый сильный телом и духом.
Но в нем единственном проявилась кровь Борджигинов. Угэдэй похож на меня в молодости. Впрочем, за одно лишь это я не стал бы доверять ему бразды правления. Угэдэй умен и рассудителен. Гнев его спрятан глубоко, а карающую руку он держит за спиной, вытянув вперед руку дарующую. Он будет хорошим государем над всеми монголами — и прочими народами.