Чингисхан. Пенталогия
Шрифт:
Таран стоял, оцепенев от холода, мысли текли медленно и неохотно. Наконец он кивнул сам себе и пошел назад, к двум мертвецам. Субудай ждет известий, и он, Таран, не подведет.
Падал густой снег, укрывая мертвых белой пеленой и стирая следы кровавой схватки. Вокруг, как и прежде, воцарилось ледяное безмолвие.
В засыпанном снегом улусе было шумно. Темники Чингиса гоняли всадников, отрабатывали подвижность и умение метко стрелять. Воины, смазав руки и лица толстым слоем бараньего жира, часами стреляли на полном скаку в соломенные чучела, расположенные в десяти шагах друг от друга.
Количество захваченных в городах пленников по-прежнему исчислялось тысячами, несмотря на учебные бои, устраиваемые Хасаром. Пленники, сбившись в кучу, сидели или стояли неподалеку от юрт. Лишь несколько пастухов присматривали за истощенными людьми, но никто и не делал попыток убежать. В самом начале некоторые пробовали скрыться, но кочевники, привыкшие отыскивать потерявшийся скот, легко находили беглецов и возвращались с отрезанными головами, которые потом бросали в толпу пленных — как предостережение остальным.
Над юртами поднимался дым очагов — женщины готовили мясо, гнали арак, крепкий напиток из кобыльего молока, чтобы согреть мужчин. Воины ели и пили больше обычного, когда упражнялись в боевых искусствах, старались набрать жир, спасающий от холода. Нелегкая задача, если каждый день проводишь в седле по двенадцать часов. Потому-то Чингис и велел пустить под нож почти треть всех стад, лишь бы кормить воинов досыта.
Выслушав Тарана, Субудай сразу же потащил его в юрту Чингиса. Великий хан был там со своими братьями, Хасаром и Хачиуном. Услышав о приближении Субудая, Чингис вышел навстречу. Он заметил, что парнишка, сопровождавший темника, измучен и шатается от усталости. Под глазами у него залегли круги. Казалось, юноша несколько дней не ел.
— Пойдем со мной в юрту моей жены, — сказал Чингис. — Она накормит тебя горячим мясом, а потом поговорим.
Субудай слегка поклонился. Таран повторил его движение, исполненный благоговейного восторга оттого, что разговаривает с самим великим ханом. Он молча шагал сзади, пока Субудай рассказывал хану о найденном лазутчиками пути. Таран посмотрел на высокие горы, зная, что где-то там лежит заледеневшее тело Весака. Может, весной, когда снег растает, его можно будет найти. Юноша слишком замерз и устал, чтобы думать. Очутившись в теплой юрте, подальше от пронизывающего ветра, он с безжизненным выражением лица взял предложенную миску вареной баранины закоченелыми руками и стал запихивать еду в рот.
Чингис наблюдал за юношей. Хана забавляли его волчий аппетит и завистливые взгляды, которые Таран бросал украдкой на беркута, гордо восседавшего на жердочке. На птице с рыжеватым оперением был кожаный клобучок, закрывавший глаза, но она повернулась к вошедшим и, казалось, смотрела на них.
Бортэ хлопотала вокруг юного лазутчика, подкладывала ему куски пожирнее. Еще она дала ему бурдюк арака и удовлетворенно кивнула, увидев, что щеки Тарана порозовели после того, как он сделал несколько глотков, кашляя и захлебываясь.
— Так вы нашли обходной путь? — спросил Чингис, когда взгляд юноши снова стал осмысленным.
— Весак нашел, повелитель.
Внезапно что-то вспомнив, он достал кожаный мешочек, порылся в нем занемевшими пальцами, вытащил человеческое ухо и с гордостью показал хану.
— Вот, я убил цзиньского воина, который ждал в засаде.
Чингис взял ухо, повертел в руках и вернул юноше.
— Хорошо, — похвалил он Тарана и спросил: — Сможешь показать дорогу?
Таран кивнул, сжимая ухо врага, словно талисман. За короткое время в его жизни произошло слишком много событий. Ошеломленный, он вдруг осознал, что говорит с человеком, который создал единый народ из разрозненных племен. Вот удивятся друзья, когда узнают, что он беседовал с самим ханом, а Субудай смотрел на него с отеческой гордостью!
— Да, повелитель.
Чингис улыбнулся, взгляд его стал мечтательным. Он кивнул Субудаю, заметив на его лице отражение собственной радости.
— Иди ложись спать, Таран. Ешь и спи вволю — силы тебе понадобятся, чтобы показать дорогу моим братьям.
Он хлопнул юношу по плечу, едва не сбив с ног.
— Повелитель, Весак был достойным человеком, — сказал Субудай. — Я хорошо знал его.
Чингис посмотрел на молодого воина, который благодаря уму и отваге стал темником и командовал десятком тысяч всадников. Увидел в его глазах скорбь и вспомнил, что они с Весаком соплеменники. Хотя хан запретил деление по племенам, старые связи были еще крепки.
— Если найдем тело, я велю спустить его вниз и похоронить с почестями, — сказал он. — У Весака остались дети, жена?
— Да, повелитель, — ответил Субудай.
— О них позаботятся, — пообещал хан. — Никто не отнимет у них скот и не уведет насильно его жену к себе в юрту.
Слова хана успокоили Субудая.
— Благодарю тебя, повелитель, — произнес он.
Чингис остался обедать у жены, а Субудай обнял Тарана за плечи с отеческой гордостью и вывел из юрты под пронизывающий ветер и снег.
Прошло два дня, но, когда Хасар и Хачиун собрали своих людей, буря свирепствовала с прежней силой. Братья взяли по пять тысяч воинов, которых Таран должен был перевести через горы. Лошадей монголы оставили внизу, и Чингис не терял времени зря. На освободившихся животных он велел посадить чучела из соломы, дерева и тряпок. Если бы цзиньские лазутчики сумели разглядеть среди снежных вихрей равнину, они бы не заметили, что людей там стало меньше.
Готовясь к тяжелому восхождению, Хасар с братом намазали лица толстым слоем жира. Их люди в отличие от лазутчиков несли с собой тяжелый груз: луки, мечи и по сотне стрел в двух кожаных колчанах на спине. На все десять тысяч воинов приходился миллион стрел, плод двухлетней работы и самое ценное имущество. Пополнить запасы стрел без березовых лесов не представлялось возможным.
Поклажу завернули в промасленные тряпки, чтобы не отсырела. Толстая теплая одежда мешала идти, воины время от времени притопывали и хлопали рукавицами, пытаясь согреться.
Тарана распирала гордость из-за того, что он показывает дорогу ханским братьям, юноша не мог устоять на месте. Когда все были готовы, Хасар с Хачиуном кивнули Тарану и оглянулись на колонну людей, которым предстояло пешком перейти горы. Воинов ждал быстрый и трудный подъем — нелегкое испытание даже для самых выносливых. Все понимали: если их заметят цзиньские дозорные, нужно будет добраться до тропы прежде, чем вражеским военачальникам сообщат о передвижениях монголов. Тех же, кто упадет и не сможет встать, придется оставить в снегу.