Чиновник для особых поручений
Шрифт:
Неисповедимы пути истории. Но, когда на каком-нибудь перекрёстке сталкиваются люди, которых, по прежнему раскладу, и на свете уже быть не должно, не стоит ждать от этого события какой-то рутины. Этот камешек попадает в зубцы колеса истории, и оно, скрипнув, в очередной раз меняет курс, и одному Богу известно, куда этот курс приведёт.
Твёрдый большевик Демидов, в прежней истории павший одним из первых во время Ленского расстрела, отвоевал два с лишним года на фронте, получил «Георгия» и стал председателем полкового комитета ВКП(б). По иронии
— Эй, братцы, куда так разбежались?
Они переглянулись. Окликнувший их Филька-анархист с наглым вызовом щурил глаза из-под сдвинутой на брови шапки и выставляя натянутые «для форсу» хромовые сапоги. Этот «трофей» достался ему после вчерашней «акции», сапоги были маловаты и предназначались к обмену на более насущные надобности. Вообще-то, он направлялся к своей пассии. Будь здесь любой другой солдат из полка, Филька просто поздоровался и пошёл бы дальше, как оно и было в прежней реальности.
Но при виде фельдфебеля Демидова у Фильки резко испортилось настроение. Ну, не любил он его, и всё тут! И за то, что новобранцем он Фильку гонял, как «сидорову козу», и за те взыскания, которые Филька получал то и дело. А больше всего за то, что фельдфебель не принимал его всерьёз. И, при виде ненавистного фельдфебеля, он тут же забыл и о приманчиво-пышных формах кухарки, и про обещанные пироги с капустой.
— Здорово бывали, господин фельдфебель!
Филька уже не боялся. Приказ номер один! Наказать его теперь — а накося, выкуси! Теперь он сам себе фельдфебель.
— Гумажки в штаб, небось, тащите? Пока другие революцию совершают, они всё гумажки пишут! Ба-альшевики-и. — с презрением сплюнул Анархист.
— Шёл бы ты своей дорогой, Филипп, — потемнел лицом Демидов.
— Топай, Филька, куда шёл, — беззлобно сказал Попов.
— Вона! — ещё больше раздухарился скандалист. — А ты кто такой будешь, чтобы мне, бойцу передового отряда революции, указывать? Ась?!
— Вот и топай отсель, передовой, — саркастически хмыкнул Демидов и повернулся, продолжая путь.
Это Фильку задело. Опять! Не царское время, чтобы какой-то фельдфебель ему презрение выказывал.
— А я, вот, с вами сейчас пойду! — вдруг решил он. — Погляжу — что это за Ленин такой.
— Так тебя к нему и пустили, — насмешливо хмыкнул Попов.
Но Анархиста уже понесло. Вся накопленная обида на несправедливый мир, который его, Филиппа Саввича Картузова, не уважает, помноженная на пол-литра самогонки, выпитую полчаса назад, заставила Анархиста упереться на случайно пришедшую в пьяную голову мысль. И он упрямо затопал следом.
— Филька, не бузи, — обернулся к нему Попов. — Это же не шутки! Ильича моряки охраняют, с ними не забалуешь.
Но Анархисту уже было море по колено.
— Не видал я этих моряков, — выпятил он нижнюю губу. — Моряки-и, поперёк борща на ложке плавали. Вот им мой мандат и документ.
Филька захохотал и выразительно похлопал ладонью по деревянной колодке маузера, висящей на длинном ремне через плечо.
— Вот же, пристал, как репей к собачьему хвосту, — с досадой буркнул Демидов.
— Да, ладно тебе, — топчась зябнувшими в непросохшей обуви ногами, примирительно сказал Попов. — Пусть идёт, хрен с ним. Кто ж его в особняк-то пустит?
Тем временем они подошли к особняку Матильды Кшесинской. Филька, упорно мотылявшийся сзади, уже начинал понимать, что опять лезет не в свои сани. Несмотря на свой склочный характер, полным дураком он, всё-таки, не был. Но, как всё слабовольные люди, Анархист никогда в жизни не признавал своих ошибок. И тут он сообразил, что однополчане, всё равно, зайдут первыми. Значит, можно будет пошуметь на часового для отвода глаз, пока они в здание не войдут, а там… И, в самом-то деле, чего он тут не видел?
Вероятно, так бы всё и произошло, не дёрни нечистый Попова посмеяться над бузотёром.
— Давай, Филька, — остановился он. — Покажи, как ты через балтийцев пройдёшь, а мы полюбуемся.
— Ну, ты-то чего дурака подначиваешь? — рассердился фельдфебель. — С него спрос невелик, а ты-то?
Филька вспыхнул до корней своих рыжих волос, кровь бросилась в голову, застучала в висках.
— А ну, пусти! — отодвинув плечом Попова, он шагнул к воротам.
— Здорово, браток, — независимо сказал он. — Пропусти, дело у меня к товарищу Ленину.
— Топай мимо, братишка. Не положено.
— Чего ты заладил — не положено, не положено, — возмутился Филипп, привыкший считать всех моряков «своими». — Ты что, берегов не видишь?!
— А ну, не авраль! — часовой наставил на нарушителя трёхгранный штык. — Назад!
— Филька, прекрати бузить! — осадил его Демидов.
— Да, пошёл ты! Новобранцев иди стращай!
— Ах, ты, поганец! — жилистая фельдфебельская рука ловко ухватила хулигана за воротник шинели.
Однако, и Филька был не лыком шит — за плечами были сотни безжалостных уличных драк. Он ловко пнул Демидова под коленку. Тот, охнув, ослабил хватку, и Анархист, ужом вывернувшись из-под тяжёлой руки, выхватил из колодки маузер. Хищный оскал обнажил редкие зубы.
— А ну, спробуй ещё!
Попов, оказавшийся между Филькой и часовым, прыгнул вперёд и, схватив руку с маузером, стал её выкручивать. Тот судорожно сжал пальцы, пытаясь удержать оружие, и грянул выстрел. Маузер выпал на землю. А солдаты с ужасом увидели, как вышедший из дверей человек в кепке и пальто покачнулся, как от удара и кулём повалился на холодный пол крыльца.
И никто не обратил внимания на няньку, катившую коляску по другой стороне улицы, которая внимательно смотрела, как бьют протрезвевшего от ужаса Фильку-анархиста.