Числа. Трилогия
Шрифт:
— Что тебе снилось, Сара?
— Не знаю. Уходите. Оставьте меня в покое!
Но я знаю. Паника была реальной: мое сердце все еще лихорадочно колотится о ребра. Боль была реальной, место действия было реальным. Я никогда не была там, но мои ноздри до сих пор ощущают сырой запах, а кости ломит от холода.
Мия тоже здесь — она тянется ко мне и гладит по щеке. Слезы застилают мне глаза.
— Мама плачет, — говорит она. — Не плачь, мама.
Но я не могу остановиться. Я знаю, что нас вот-вот разлучат. Это случится очень скоро. Я вижу это — так же, как тогда видела Хаос. Я нарисовала Хаос не думая — он был там, в моей голове. А накануне я нарисовала новый кошмар. И он тоже сбудется.
— Сара, что это было? Что тебе снилось?
Марион все еще здесь.
— Ничего! Я не знаю. Прошу вас, — кричу, — оставьте меня в покое!
— В прошлый раз ты видела Хаос, помнишь, Сара? Увидела дату и нарисовала ее. А что тебе снилось сейчас?
— Ничего. Я уже говорила вам, сны мне больше не снятся.
— Ты только что видела сон. Я наблюдала за тобой.
— Так это ты подглядывала за мной прошлой ночью? Тебя что, заводит, когда ты шпионишь за людьми?
— Я не… Я не знаю, о чем…
— Гадина! Вон отсюда! Какого хрена ты тут торчишь?! Пошла вон! Вон!!!
Я откидываю одеяло и набрасываюсь на нее. Размахиваю руками, пытаясь ударить ее, исцарапать, сделать больно. Наконец она вылетает из комнаты и захлопывает дверь.
Мия снова дрожит от страха и тревоги. Бедняжка, за что ей такие мучения?
Я сижу на кровати рядом с ней, пока она не засыпает снова. Проходит около часа. Я наблюдаю за тем, как поднимается и опускается ее грудка, слушаю ее ровное дыхание. Через некоторое время ее дыхание ускоряется. Ручки и ножки подергиваются, и она что-то бормочет во сне.
Она видит сон.
Адам
— Я не могу вам помочь, Савл. Это неправильно. Называть числа — неправильно.
— Откуда ты взял этот бред?
Замолкаю. Не хочу, чтобы он оскорблял память моей мамы. Если он сделает это, то мне придется поколотить его.
Он неодобрительно щелкает языком и раздраженно качает головой.
— У тебя в голове каша, — говорит он. — Я же тебе уже сказал, жизнь не черно-белая. Сейчас я действую вслепую, и мне нужны точные знания. Ты можешь спасать людей, Адам.
— Спасать их?
— Спасать их от меня.
Пытаюсь понять его слова. Он говорит о спасении людей с неправильными числами, людей, которые скоро умрут — по крайней мере слишком скоро для него. Он хочет числа, обещающие долгую жизнь.
— Мне просто нужно находить нужные числа… в нужное время, — продолжает он. Кажется, он говорит сам с собой. — Если бы только я видел числа. Если бы я мог научиться, если бы я мог справиться с этим. Если бы я мог постичь это…
— Я не могу вас научить, — говорю. — Это врожденное. Я сам не знаю, как это происходит.
— Это верно, — говорит он, — научить меня ты не можешь. Но вот отдать мне свое число — запросто. Отдашь его мне, — он делает паузу, — если я хорошо попрошу?
Он плотоядно улыбается мне, точно лисица, которая смотрит на кролика:
— Я отдам тебе свое, а ты мне свое. — Смеется. — Да, это мне нравится. Честный обмен.
Ясен пень, если я не помогу ему, он поможет себе сам. Он убьет меня. Через два дня, когда наступит его число, он возьмет мое и будет надеяться, что мое умение видеть числа перейдет к нему.
— Отвяжитесь, Савл, — говорю.
От страха слова прилипают к стенкам горла. Я подпрыгиваю и отбегаю к противоположной стене, опираясь о нее ладонями и опуская голову между руками.
Савл тоже встает. Он подходит ко мне. Слишком близко.
— Если не ты, Адам, то кто? — спокойно говорит он мне на ухо. — У кого еще есть такой же дар, как у тебя? У кого есть твой дар? Может быть, у твоей дочери?
С этими словами он отходит к двери и стучит по ней, давая охране знак, чтобы его выпустили.
Я остаюсь один, но слова Савла продолжают на разные лады звучать у меня в голове. Мысли раздирают мозг и заполняют собой пространство камеры. Им становится тесно.
Его число преследует меня. Закрою глаза, открою глаза — оно никуда не исчезает. Не могу избавиться от него.
Он убивал не раз, чтобы остаться в живых.
Он угрожает убить меня.
Он угрожает убить Мию.
Теперь я понимаю, какое чудовище этот Савл. Но есть и кое-что еще. Число Мии тоже мерцает. Число бабули. Неужели Мия такая же, как Савл? Неужели моя дочь убийца?
Сижу на матраце и прячу лицо в руках. Моя девочка. Моя маленькая девочка. Вспоминаю ее лицо в тот раз, когда я впервые показал ей птичье гнездо, внутри которого лежала кучка голубоватых яиц.
Как она удивилась! Как восхищалась моей находкой! Она не может быть убийцей, ведь так?!
Дверь снова открывается, но я даже не поднимаю глаз. Если это Савл, то нам больше не о чем говорить.Я не могу дать ему ответ, ну, в общем, тот, который он хочет получить. Но это не Савл. Это солдат, несет поднос с едой. Каждый раз еду приносит другой рядовой. Он дает мне поднос, и я ставлю его на кровать — суп, крекеры и чашка воды. Парень по-прежнему стоит рядом, как будто ждет чаевых.
Наконец я смотрю на него. На вид ему столько же лег, сколько и мне. Обычный тощий парень с усиками. Нервничает, щеки красные. Определенно ждет чего-то. Неужели правда чаевых?
Откашлявшись, он многозначительно кивает в сторону подноса. Смотрю вниз. Из-под суповой тарелки что-то выглядывает.
Солдат поворачивается спиной.
Это листок бумаги. Достаю его и разворачиваю. На одной стороне рисунок, изображающий кладбище. Странно. Переворачиваю листок и вижу, что там что-то написано. Пять слов: «Возвращайся ко мне. Доверяй Адриану». И два поцелуя.