Число Приапа
Шрифт:
– Тогда – метров пятнадцать. Жаль, что у нас нет рулетки, – сказал Полищук.
– Оказывается, современная молодежь не знает того, что знал самый ленивый скаут. Какова длина вашего шага, господин Полищук?
– Ну… сантиметров семьдесят?
– Примерно так. Будет время – измерьте точнее. Пригодится. Скаут знал длину своей руки от локтя до кончиков пальцев, знал расстояние между большим пальцем и мизинцем, когда они растопырены, он много чего знал… длину ступни хотя бы… Деточка, у тебя сколько сантиметров в ступне?
– Тридцать семь, – брякнула, не подумав, Тоня.
Антиквар расхохотался.
– Тридцать семь – это размер твоих фарфоровых ножек. А ступня – двадцать четыре или двадцать пять сантиметров.
Тоня с любопытством посмотрела на собственную ногу. А когда подняла глаза – оказалось, что и Полищук таращится на фарфоровые пальчики. Она отступила на несколько шагов.
Потом Хинценберг мобилизовал всех на поиски погреба.
Территория была немалая, захламленная, заросшая крапивой и высоченными, уже больше похожими на деревья, кустами полыни. К августу эта полынь стала почти деревянной. Среди бетонных обломков Полищук обнаружил свежевыкопанную яму немалой глубины.
– Конкурирующая фирма, – сказал он. – И эта фирма определила место каменного дурака.
– Тихо, – вдруг приказал антиквар. – Присели…
Сквозь полынь продирались те трое, что приехали на джипе. Теперь Тоня, еще не поменявшая очки, могла разглядеть их в подробностях.
Первым был высокий и очень красивый парень в дорогих очках – скорее всего итальянских; Тоня, задумав поменять оправу, честно просмотрела несколько каталогов и проанализировала тенденции. Парень был в зеленоватой трикотажной рубашечке с короткими рукавами, в серых штанах ниже колена, в сандалиях на босу ногу, как полагается. Эти сандалии Тоня тоже знала – муж старшей сестры обувался только в продукцию фирмы «ECCO», сколько бы она ни стоила, утверждая, что только эта обувка не калечит, а лечит.
За ним шел мужчина плотного сложения, чернобородый, в бейсболке козырьком назад, в длинной футболке и кошмарных клетчатых шортах по колено – от этих пестрых клеток у Тони чуть зубы не разболелись. Третий член их экспедиции был мужчина за сорок, худой и унылый, явно очень уставший от блужданий по развалинам. Он тащил лопату.
Красивый парень считал шаги, чернобородый сверялся с какими-то записями. Так они и проследовали мимо засевших в полыни Хинценберга, Тони и Полищука.
– Пойду-ка я познакомлюсь с ними, – решил Полищук.
– А я бы не советовал, – возразил антиквар. – Вы же не знаете, какие у них отношения с Гунаром. Может, он продал им картину вместе с информацией? Тогда они его предупредят.
– На мне не написано, что я из криминального отдела.
– Это вам только кажется.
Тоня фыркнула. На Полищуке было написано, как однажды выразился Саша, сперший формулировку у Петракея: «найду – урою».
– Тогда отходим к машине, – сказал Полищук. – Сядем и подумаем хорошенько. А потом разобьем план местности на квадраты и будем искать целенаправленно. Если Думпис видел этот вход в погреб, то, значит, он всякой дрянью не завален, и мы его тоже найдем.
– Интересно, что тут было раньше, – сказала Тоня, идя рядом с Хинценбергом. – И ведь наверняка у этой земли есть хозяева.
– Есть, – согласился антиквар. – Полагаю, что дураки. Если каменный дурак имеет хоть какую-то ценность, то эти – ни малейшей. Ты, деточка, тогда еще ничего не понимала в исторической справедливости.
– Я и сейчас в ней ничего не понимаю, – призналась Тоня.
– Когда двадцать лет назад случилась эта чудная денационализация, оказалось, что каждый квадратный метр до сорокового года имел хозяина, и наследники тут же прибежали с бумагами. Им сказали: выбирайте – недвижимость или компенсация. И люди, которые не могли рассчитать собственную получку от зарплаты до зарплаты, дружно закричали: хотим недвижимость! И они ее получили. Потом выяснилось, что им достались каменные дома в центре Риги, пятьдесят лет не знавшие коммунального ремонта. Бери с жильцов хоть двести латов за квадратный метр – но предоставь им все удобства, а не дохлую электропроводку и сломанную канализацию. А на ремонт канализации нужны деньги, а где их взять – неизвестно. Знаешь дом на Мариинской улице? На углу с Елизаветинской? Я постараюсь дожить до того дня, когда он рухнет, и желательно на головы своим владельцам.
Мрачный дом, затянутый то зеленой сеткой, то какими-то полотнищами, Тоня, конечно, знала – и удивлялась, как здание до сих пор не обрушилось. В хороших руках ему бы цены не было – но с руками была большая проблема.
– На селе то же самое, – продолжал Хинценберг. – Люди вернули себе тот самый пресловутый кусочек отцовской земли. И он стал для них камнем на шее. Они думали, что компенсация – гроши, а вот они выгодно продадут свою землицу! Какому иностранцу и какому банкиру нужна недвижимость в Снепеле? И какому соседу она нужна? Сосед не знает, что на своей-то земле делать, чтобы она хоть убытков не приносила. Тот, кто приватизировал землю под коровником и сдуру начал его ломать, так и умрет нищим. Хуже того – он так никогда и не поймет, отчего умирает нищим. Виноваты будут все – Америка, Россия, Европа, Африка, правительство, оккупанты, соседи, законы, наводнение в Новом Орлеане!
– А вот еще яма, – заметил Полищук. – Вон, вон, между кустами. Эту бы энергию – да в мирных целях.
– Похоже, речь идет об очень больших деньгах, – сказал Хинценберг. – Ради тысячи латов этот Гунар с озера Вигалес не стал бы убивать Виркавса. Я думаю, он и в Канаду летал с дурными намерениями. Вряд ли он догадался насчет клада, увидев картину только в аэропорту. Так что канадской полиции не повезло.
– Батлер нашел хороший способ избавиться от картины, – согласился Полищук. – И не предупредил Виркавса, что у картины есть довесок в виде Гунара. Позвоню-ка я ребятам. Может быть, уже напали на след этого красавца.
– За такой короткий срок?
– Может быть, хватило одного телефонного звонка, чтобы узнать, куда двигаться дальше.
Полищук достал телефон и отошел за машину, чтобы разговор получился секретный. Тоня посмотрела на экран своей мобилки. Экран показал время – шестнадцать часов десять минут. Хотелось домой.
– Господин Хинценберг, у меня с собой кофе, будете? – спросила Тоня.
– И восемнадцать пирожков, деточка. Давай! – «давай» антиквар, как это повелось в последнее время у латышей, сказал по-русски. – Только не тут. Устроим пикник в более приятном месте. Вид разрушенного коровника навевает апокалиптические мысли. Пройдем подальше по дороге. Господин Полищук, новости есть?
– Ребята дозвонились до отца Гунара и наслушались ругани. Он про сына слышать не желает. Говорит – проклял и выгнал. Тот еще, видно, подарочек…
– А фамилия у подарочка есть?
– Есть. Лиепа. Хотел бы я знать, сколько человек в Латвии носит фамилию Лиепа…
Предложение поесть пирожков следователь принял охотно, и идея отъехать от коровника ему тоже понравилась.
– Хоть поговорим спокойно. А то – в любую минуту могут вылезть из кустов эти граждане с лопатой.
– Может, попробовать с ними договориться? – осторожно предложил Хинценберг.