Чистилище. Исход
Шрифт:
– К весне, я надеюсь, мутанты вымерзнут. Если нет – не знаю, что будет.
– Дожить еще надо до весны! – повторил Толик. – Вдруг здесь все же что-то наладится? Тогда вернемся. А может быть, в Сибири первыми порядок наведут, приедут нас спасать. Надо дожить, а там поглядим. Жаль, что нас маловато. Может, Пчелку с собой прихватить? Или Дрона?
– Не стоит, – покачал головой Максим. – Пчелка все никак от печали своей отойти не может, да и не боец она. А Дрон слишком близок к Новосибу.
И вот теперь предстояло как-то попасть в конвой Клыкача, чтобы без потерь и особого риска проделать
– Ленка решила рискнуть и попробовать Папу Мишу ограбить.
– Ты о чем? – не понял Максим. – Продукты?
– Продукты – вот! – Толик повернулся, демонстрируя висящий за плечами рюкзак. – И вода на первое время есть. Нет, я пожалел, что патронов мало у нас, вот Лена и задумала утащить несколько рожков. Дело очень полезное, главное – чтобы не попалась.
– Думаю, нам все же надо обзавестись топорами хорошими. Патронов теперь тоже никто не производит, недолго нам стрелять осталось.
– Понятное дело! Но пока есть, глупо отказываться от огнестрела. Ну что, вон и Клыкач опять на кого-то орет. Пойду проситься в конвой. Мы решили, что мудрить не стоит. Он Новосиба ненавидит, так что скажу просто: хотим к тебе в отряд. Стой тут, жди Ленку.
Максим с невольным замиранием сердца следил за Толиком, когда тот, одернув раздобытый во вчерашнем особняке пуховик, строевым шагом приблизился к Клыкачу. Суровый командир выслушал просьбу и, повернув голову, рассмотрел Максима. Потом кивнул и пальцем указал сперва на один, потом на другой грузовик. С отправкой каравана что-то не ладилось, к нему постоянно подбегали какие-то люди, и в рассветных лучах было видно, как все сильнее краснеет лицо начальника. Толик вернулся.
– Ну вот, тебе во второй грузовик, мне – в третий. Ничего страшного, не потеряемся.
– Смогла бы еще Лена устроиться по-тихому…
– Тоже мне проблема! – Толик рассмеялся. – Ну что мы, девчонку на борт не протащим? Все же не подводная лодка!
Вскоре появилась и Лена, которая едва волокла тяжелый рюкзак, зато вся буквально светилась счастьем. Она умыкнула у Папы Миши два десятка снаряженных рожков, три фонарика, батарейки и еще всяческой мелочи.
– Нехорошо красть, конечно, да еще у своих, но я это все десять раз уже отработала! – немного смущенно пояснила Лена. – В конце концов, нам нужнее.
На площадку перед КПП выехал бронетранспортер, по всей видимости заменивший БМП. На башенке торчал флагшток с большим российским флагом. Водитель заглушил двигатель, выскочил из люка и тут же подбежал к Клыкачу, что-то крича и указывая руками на машину. В то же время из здания начали выводить стариков. Максим ждал, что появятся и дети, но их не было. К грузовикам вели только пенсионеров, и так как людей Клыкача собралось подозрительно мало, Лена вместе с парнями стала подсаживать их в грузовики. Выбрав удобный момент, Максим и Толик отправили в кузов и ее саму, после чего передали рюкзаки.
– Дай мне еще пару магазинов, – попросил Толик. – Пора мне идти к своей машине, а то там, кажется, вообще до сих пор никого из бойцов нет.
Лена спросила стариков, почему нет детей, и те, перебивая друг друга и ругаясь, кое-как рассказали: по непонятным причинам руководство в последний момент отказалось отправлять за город детей. Поговаривали, что они поедут в другое место, что где-то готовится для них специальный укрепленный лагерь, где именно московские и будут все контролировать.
– Не верят они люберецким! – сказал старик с трясущейся головой. – Я сам слышал, как тот, на Косыгина похожий, сказал: «Они нас на три буквы шлют, а мы им детей отправим? Пусть забирают стариков!» Вот нас и сбрасывают, как балласт! Как балласт!
Он еще раз пять повторил про балласт, и каждый раз посмеивался. Моложавых, годных для рейдов или охраны стариков тут не было. Многие с трудом передвигались, а некоторых принесли на руках. Все они ощутимо попахивали: судя по всему, воду на них тоже экономили. И уж совсем неприятно было прикасаться к их скатанным постелям – они «благоухали» через одну, и далеко не только мочой. Постоянно какая-нибудь старушка вдруг начинала рыться в карманах и голосить, что она забыла лекарство. Внимания на это никто не обращал, и Максим в какой-то момент понял, что подсаживает их в кузов так, словно это не живые люди, а просто обуза.
«Вот как все повернулось! – подумал он, преодолевая слабое сопротивление старика лет под сто, который, кажется, начал бредить и все кого-то звал. – Мы о них заботимся, мы отправляем их куда-то, где им вроде бы должно быть лучше, но при этом никто не знает, куда именно и что там с ними будут делать. Детей вот послать не рискнули. Потому что дети – будущее, дети могут выжить. А из этих стариков вряд ли кто переживет будущую зиму. Значит – пустой перевод продуктов, воды, лекарств… Новосиб, кажется, хотел отправить их по квартирам, чтобы сами себя обеспечивали? Да, таким образом можно было бы сразу избавиться от половины этой толпы. И вполне возможно, там, куда они попадут, с ними примерно так и поступят. Все это мерзко, но ведь ничего нельзя изменить… Руководство Сопротивления просто спихивает их другим».
Клыкач куда-то побежал, настолько резво, насколько позволяла его комплекция. На бегу он пытался достать пистолет, но кобура почему-то никак не расстегивалась. Вскоре он вернулся, подгоняя двоих чумазых парней, которые кричали, что они механики и никуда ехать не обязаны. Максим вспомнил о главной опасности и посмотрел на небо. Погода обещала быть пасмурной.
– Бог даст – пронесет! – сказал, заметив его взгляд, кудрявый русый парень. – Из наших многие «забастовали», но я им не завидую. Клыкач злопамятный. Он действительно расстрелять может.
– Были случаи? – спросил Максим, пока они закрывали борт.
– Были… Но лучше не вспоминать. Залезаем, нас тут только двое. Меня, кстати, Лехой звать.
Что удивительного? Алексеев в Москве много, и каждый из них теперь мог получить прозвище Леха. Максим представился, пожал протянутую руку и влез в грузовик. Лена, тихонько занявшая место посреди стариков, незаметно помахала ему рукой. В кузове не смолкали разговоры, поминутно к нему и Лехе обращались с какими-то вопросами и просьбами… Когда двигатели наконец завелись, Максим с облегчением перевел дух. Общаться со стариками, смотреть им в глаза было просто стыдно. Он чувствовал себя так, будто сам везет их на убой.