Чистое сердце
Шрифт:
С вершины дерева тем временем свесилась довольно длинная лестница. Сандоваль взялся за нее, надежно укрепил и, обернувшись к раненому старику, сказал:
— Я поднимусь первым, чтобы указать вам дорогу.
— Хорошо! — ответил Охотник За Скальпами решительно. — By God! Я буду вторым, клянусь вам!
— А-а! — воскликнул атаман, обернувшись. — Вы из Соединенных Штатов?
— Какое вам до этого дело? — возразил тот угрюмо.
— Ровно никакого, только мне не мешало бы знать это.
— Так вы уже знаете! А что же дальше?
— А дальше то, — ответил Сандоваль, смеясь, — что вы окажетесь в обществе своих соотечественников, вот и все.
— Мне это совершенно безразлично.
— Canarios! Да и мне тоже! — воскликнул главарь, продолжая смеяться. Говоря это, он поднялся вверх.
Раненый
Лестница упиралась в широкую платформу, полностью скрытую густыми ветвями дерева. На этой платформе стоял бандит, которого Сандоваль назвал Урсом 24 .
24
Ours — медведь. Имя, чрезвычайно подходившее к нему, настолько человек этот был всклокочен и имел дикий вид. — Примеч. автора.
— Что нового? — спросил главарь, ступив на платформу.
— Ничего, — ответил тот лаконично.
— Все отряды возвратились?
— Все, за исключением вашего.
— Газель и американка в пещере?
— Там.
— Хорошо! Когда все поднимутся наверх, втянешь назад лестницу и последуешь за нами.
— Хорошо, карай! Я, кажется, и без вас знаю, что нужно делать.
Сандоваль ограничился тем, что вместо ответа пожал плечами.
— Пойдемте, — сказал он Охотнику За Скальпами, немому свидетелю этой сцены.
Оба авантюриста перешли платформу.
Вся середина дерева была пуста. Это не было делом человеческих рук: старость заставила сгнить сердцевину этого исполина, в то время как кора его оставалась совершенно зеленой и живучей. Разбойники, жившие уже многие годы в широкой пещере, находившейся внутри холма, заметили однажды, что потолок их пещеры в одном месте обвалился после сильной бури; земля осыпалась и образовалось отверстие, которое они и назвали трубой (это вывалилась труха из сгнившей сердцевины гигантского дерева). Разбойники, как и многие животные, любят иметь несколько выходов из своих логовищ. Новый выход, которым они обязаны были случаю, доставил им тем большее удовольствие, что в их распоряжении оказался как бы балкон, с высоты которого открывался прекрасный вид на окрестности, позволяя издали видеть приближение врага. Они построили платформу на достаточной высоте, чтобы не разрушить кору дерева, и с помощью двух лестниц, внутренней и наружной, которая по желанию убиралась, стали свободно выбираться из пещеры этим путем.
Сандоваль наслаждался удивлением, которое испытывал гость. Действительно, изобретение бандитов казалось Охотнику За Скальпами замечательным, и он, оставив свою флегматичность и невозмутимость, вслух высказал удивление.
— Теперь, — сказал ему разбойник, указывая на довольно длинную внутреннюю лестницу, — мы спустимся вниз.
— Я к вашим услугам, by God! — ответил Охотник За Скальпами. — Действительно, это великолепно! Идите, я следую за вами.
Новые знакомцы спускались по лестнице очень осторожно из-за темноты, царившей вокруг них, так как караульные по забывчивости или по небрежности не зажгли факелов, заметив, что не ожидали столь позднего возвращения своих товарищей.
Но Охотник За Скальпами один только последовал за бандитом через описанный выше вход. Он хотя и был очень удобен для пешеходов, но не годился, совершенно ясно, для всадников, а потому Руперто и трое его друзей, расставшись с Сандовалем у подошвы холма, совершили длинный объезд, чтобы добраться до основного входа в пещеру, давно известного всем четверым.
По мере того как Охотник За Скальпами и атаман спускались все ниже, вдали забрезжил свет. Казалось, что они опускаются в огромную печь. Ступив на землю, Охотник За Скальпами очутился в пещере огромной величины, ярко освещенной множеством факелов. Факелы эти держали в руках разбойники, они сгруппировались у лестницы и, видимо, желали устроить своему предводителю торжественную встречу. Пещера была грандиозных размеров. Из большого зала, куда спустился Охотник За Скальпами, расходились радиусами многочисленные бесконечно длинные галереи. Зрелище, представшее глазам Охотника За Скальпами в зале, куда он попал так неожиданно, было достойно кисти Калло 25 . Перед ним толпились люди со странными физиономиями, в непривычных одеждах, стоявшие во всевозможных позах. Одним словом, все носило необыкновенный характер в этой шайке бандитов, встретивших предводителя криками радости и ревом, похожим на рев диких зверей. Однако атаман слишком хорошо знал, с какого рода людьми он имеет дело, чтобы быть растроганным оказанной ему восторженной встречей. Напротив, он сдвинул брови, поднял голову и окинул собравшуюся вокруг него толпу грозным взглядом.
25
Жан Калло (1592-1635) — французский художник-гравер, офорты поражают своими фантастическими образами.
— Что здесь происходит, сеньоры кабальеро? — спросил он. — Как могло случиться, что все вы собрались здесь меня встретить? Боже праведный! Должно быть, вы плохо исполнили мои приказания, иначе не были бы так внимательны по отношению ко мне. Хорошо, оставьте меня. Мы выясним это позже. А теперь я хочу остаться один. Ступайте!
Не сказав в ответ ни слова, бандиты разошлись по своим галереям, и через несколько минут зал оказался совершенно пуст.
В этот момент показался Руперто. Оставив своих товарищей в обществе нескольких прежних знакомых, он пришел присоединиться к человеку, отданному на его попечение.
Хотя Сандоваль сердечно приветствовал авантюриста, он сохранял вид человека, сознающего свое превосходство над другим, что и было замечено техасцем.
— О! Мы, как видно, уже не в прериях, — сказал он.
— Нет, — ответил атаман серьезно. Делая ударение на каждом слове, он произнес: — Вы у меня. Но, — добавил, дружески улыбаясь, — не беспокойтесь об этом. Вы — мои гости, и к вам отнесутся как следует.
— Хорошо! Хорошо! — сказал Руперто, который вовсе не был тронут любезными манерами атамана. — Я знаю, в каком месте сапог вам жмет, compadre! Я сейчас помогу вам. — И обернувшись к Урсу, который в эту минуту спускался с лестницы, все такой же дикий и всклокоченный, сказал, — Попросите Белую Газель прийти сюда. Не забудьте прибавить, что атаман Сандоваль желает поцеловать ее.
Главарь улыбнулся и протянул руку авантюристу.
— Простите меня, Руперто, — сказал он, — вы знаете, как я люблю этого ребенка. Если я не вижу ее хотя бы день, то мне будто чего-то недостает и я чувствую себя несчастным.
— Canarios! Я хорошо это знаю, — ответил Руперто с улыбкой, — а так как мне хотелось бы видеть вас в хорошем настроении, я не колеблясь отдал Урсу приказ привести сюда единственное существо, которое вы когда-либо любили.
Главарь молча улыбнулся.
— Ну, встряхнитесь, карай! — весело сказал авантюрист. — Она сейчас придет. Не хватает еще, чтобы вы были не в духе только из-за того, что ребенок не пришел поцеловать вас по возвращении, скорее всего потому, что заигрался. Вспомните, что мы ваши гости и поэтому имеем неоспоримое право на гостеприимство и что вы ни в коем случае не должны быть нелюбезными с нами.
— Увы! Друзья мои, — ответил атаман, подавляя вздох, — вы не имеете понятия о том, как отрадно несчастному человеку, стоящему вне закона, сознавать, что есть на свете существо, которое любит его ради него самого, без всякого расчета и задних мыслей.
— Тише! — быстро проговорил Руперто, положив руку ему на плечо. — Замолчите, мой друг. Вот она.
ГЛАВА XII. В пещере
Руперто не ошибся. В эту минуту появилось прелестнейшее создание, подпрыгивая, как молодая лань. Это был ребенок — девочка самое большее лет двенадцати, миниатюрная, свеженькая, смеющаяся. Ее большие черные глаза, розовый ротик с жемчужными зубками, ее великолепные черные волосы, спускающиеся двумя густыми косами до колен, полумужской-полуженский костюм — все в этой девочке сочеталось как бы для того, чтобы придать ее наружности отпечаток чего-то необыкновенного, неземного и даже ангельского — так велико было ее природное изящество и настолько ее невинный и искренний смех и глубокий и вместе с тем мечтательный взгляд составляли резкий контраст с окружавшими ее грубыми и страшными бандитами.