Чистое золото
Шрифт:
— Мохов! — закричала Лиза. — Ты глазастый. Кто это там идет?
— Вроде Женя Каганова, — сказал Андрей, с усилием оторвавшись от воспоминаний о вечере, когда он впервые почувствовал себя дома хорошо и уверенно.
— Видите, ребята, Женька идет! А она и правда слабенькая. Может, ей-то действительно нельзя.
— А может, это мне нельзя? Вдруг я больней всех! — сказал Андрей и рассмешил товарищей.
— По коням! — скомандовал Рогальский.
И начался штурм грузовиков.
Женя прибежала в последнюю минуту. Она была
— Значит, решила ехать?
— Михаил Максимович не возражал?
— Ну молодец!
На последнее восклицание Женя ответила тоже кивком. Машины уже тронулись, когда показались Нина Дубинская и всегда опаздывавшая Маня Заморозова. Их встретили криками «ура».
Грузовики шли быстро. Сильно потряхивало. Ледяной ветер резал лицо.
Зазвучала песня, оборвалась и началась сначала.
— Языки прикусите! Отставить пение! — скомандовал Илларион.
Но песня не смолкала. Она прерывалась только на ухабах, когда девушки взвизгивали и хватались друг за дружку. Затем начинался совершенно беспричинный, но долго не смолкающий хохот.
— Вот она, радость жизни. Через край бьет… — тихо сказала Новикова.
Она сидела во второй машине, рядом с Петром Петровичем. В первом грузовике ехали Александр Матвеевич и Мухамет-Нур. Федора Семеновича Сабурова уговорила остаться, сказав, что без него не сможет написать отчет.
Петр Петрович пыхтел трубкой.
— Радуются… — сказал он. — И неизвестно, чему больше: тому ли, что им дело поручили, за которое они отвечают, или тому, что вырвались на свободу, в лес едут, вместо того чтобы за уроками сидеть.
— Вы их очень любите, Петр Петрович, правда?
— Привык, — неохотно ответил Петр Петрович, но, не удержавшись, прибавил: — Всякие проявления их самостоятельности я действительно люблю. Никогда и не вмешиваюсь. Сами всё организуют и сделают — лучше не надо.
Машины въехали в лес. Иногда разлапистая ветка задевала за крышу кабины и обдавала сидевших в кузове мягким рассыпчатым серебром.
По лесу ехали больше получаса, и Маня Заморозова начала жаловаться, что озябла.
— Эх, Заморозова замерзла, а Моргунова только подмаргивает!
— А Соколов смотрит соколом!
— А Рогальский в рогульку обратился!
— Сейчас всем жарко будет, — сказал Мухамет, — и рогулькам и моргулькам. Вот наша делянка. Стоп, машина!
— Лесины-то какие здоровые! — удивился Александр Матвеевич. — Вы не ошиблись, Мухамет, это наша делянка? Такой лес жалко на дрова.
— Э, нет! Здесь сухостоя много. Да и поляну эту надо расчищать. Тут собираются лесопилку новую ставить.
— Помните порядок, ребята! — кричал Илларион, когда, проваливаясь в рыхлые сугробы, все вышли на середину делянки. — Одной партией руководит Петр Петрович, другой — Мухамет-Нур, третьей — Александр Матвеевич, четвертой — Андрей Мохов, потомственный почетный лесоруб. Получайте инструменты!
— Девочки, которые понежней — Женя, Нина, Маня, — будете сучья обрубать. А ты, Тоня, забирай остальных девчат, и берите пилы, — распорядился Андрей.
— Андрюша, я тоже нежная, поставь меня на обрубку, — просила Лиза.
— С твоей нежностью как раз сосны валить, — определил Андрей.
Высокие голоса пил зазвенели равномерно и настойчиво. С ветвей посыпался искристый снег. Раздалось дребезжащее карканье кедровки.
Анатолий работал в паре с Мухамет-Нуром. Не привыкшему к такой работе Соколову казалось, что они до вечера не перепилят толстую лиственницу. Он напрягал все силы и наконец взмолился:
— Подожди, Мухамет, что-то плохо пила пошла.
— Пила хорошо идет, — сказал Мухамет, — это ты устал маленько. Отдыхай.
Толя выпрямился, обтер платком лицо, огляделся. Недалеко от него Тоня тоже остановилась передохнуть. В платке и полушубке, смеющаяся, белозубая, под большим заснеженным деревом, она показалась ему не то Снегурочкой, не то девушкой, к которой с дерева спускается Морозко: «Тепло ли тебе, девица, тепло ли, красавица?» Какие-то детские сказочные образы толпились в мыслях юноши, но он не дал им овладеть собой.
— Ну, давай, Мухамет.
— Отдыхай еще.
— Нет-нет, я отдохнул.
Когда Толя снова взялся за пилу и она, как в первый раз, сначала пошла рывками, а потом наладилась, юношей овладел строгий ритм работы. Тело послушно двигалось вперед и назад, рука крепко держала ручку пилы, мыслей не было. Ему казалось, что он работает уже очень долго и не устает. А когда он со страхом опять почувствовал первые признаки усталости, огромное дерево качнулось и звук пилы изменился.
— Берегись! — крикнул Мухамет и, схватив Толю за руку, отбежал с ним в сторону.
Шумя ветвями, лиственница рухнула на снег, и это падение было так величественно, что юноша загляделся.
К упавшему дереву сейчас же привел свою бригаду Мохов, и стук топоров присоединился к пению пил.
— Постой, не так топор держишь!
Андрей подошел к Мане и заметил, что на ней легкие вязаные перчатки.
— А рукавицы где?
— Да, понимаешь…
— Забыла, что ли? Ты, кажется, не из эвакуированных, здесь выросла. Знаешь, что в лесу без рукавиц работать нельзя.
— Да я знаю… Просто утром не нашла, а опоздать боялась… — вяло оправдывалась Маня.
— Эх, ты! «Под шкафом с левой стороны»! Подожди, нет ли у Мухамета запасных…
Рукавицы у Мухамета нашлись, и, принеся их Мане, Андрей язвительно сказал:
— Ничего не поделаешь, Манечка, придется поработать!
Зато Ниной и Женей Мохов был доволен. Обе работали старательно и быстро. Надо бы еще двух человек на обрубку поставить. Пильщики наддают жару, трудно поспеть за ними. А что, если снять с пилки Ваню Пасынкова? Он тоже не бог весть какой силач. Да из девушек кого-нибудь…