Чистосердечные признания
Шрифт:
На следующее утро Хоуп встала рано, быстро приняла душ, натянула джинсы и черную майку. Пока сохли волосы, сунула ноги в туфли, подсоединила телефон к ноутбуку и отослала свою историю о куриной кости. Это, конечно, не бигфут, но достаточно хорошо, чтобы рассказ напечатали на следующей неделе. Что гораздо важнее — она снова писала. То, что за это стоило благодарить Аду Довер, не ускользнуло от внимания Хоуп, и ирония ситуации вызвала у нее улыбку.
Собрав волосы в «хвост», миз Спенсер проехала три квартала к магазину
Первое, что бросилось в глаза Хоуп, когда она зашла в «M&С», — оленьи рога позади прилавка. Развесистые, прикрепленные к лакированной доске. Второе — смешанный аромат сырого мяса и картона. Где-то в глубине играло радио, настроенное на волну «кантри». Тяжелые звуки ударных напоминали стук топора дровосека по твердому бревну. Кроме Хоуп и кого-то еще, невидимого, за рядами, в магазине не было ни души. Взяв синюю пластиковую корзину у кассового аппарата, Хоуп повесила ее на руку и быстро проглядела стойку с прессой. «Нэшнал Энквайр», «Глоуб»(4) и — главный конкурент их журнала — «Еженедельные новости мира» стояли позади «Еженедельных новостей Вселенной». В этом выпуске имя Мэдлин Райт не фигурировало, но на следующей неделе история про куриную кость увидит свет. Электронное письмо от редактора пришло сразу же: он буквально рвался напечатать статью.
Деревянный пол поскрипывал под ногами, пока Хоуп пробиралась мимо хлеба и крекеров к отделу замороженных продуктов.
Она открыла дверцу витрины и положила в корзину пол-литровую упаковку обезжиренного молока. Потом принялась читать на этикетке бутылки апельсинового сока, сколько же в нем сахара. Оказалось, что в напитке больше кукурузного сиропа, чем натурального сока, и Хоуп положила бутылку обратно. Потянулась за соком из винограда и киви, но в последний момент решила, что не в настроении, и взяла клюквенно-яблочный.
— А я бы выбрал сок из винограда и киви, — протянул сзади уже знакомый голос.
Вздрогнув, Хоуп обернулась, и дверца витрины захлопнулась. Корзинка с размаху ударилась о бедро.
— Хотя, конечно, он немного необычен в это время дня, — добавил шериф. Сегодня он не надел свой черный «стетсон», заменив его потертой соломенной ковбойской шляпой с лентой из змеиной кожи. Поля шляпы отбрасывали тень на лицо шерифа. — А вы сегодня рано встали.
— У меня много дел, шериф Тэйбер.
Тот открыл дверцу витрины, заставляя Хоуп сделать пару шагов назад.
— Дилан, — поправил он, взял две пол-литровых упаковки шоколадного молока и сунул под мышку. Он мало чем напоминал того вчерашнего служителя закона. Поношенная, слегка измятая голубая футболка, заправленная в «Левисы» такие потертые, что только по швам можно было определить первоначальный цвет.
Дверца запотела, кроме того места, где Дилан прижал ту своим широким плечом и бедром. Задний карман джинсов слегка порвался и из него выглядывал край бумажника. Шериф наклонился и взял что-то вроде двух небольших пенопластовых упаковок мороженого.
— Нашли себе помощников на сегодня? — спросил он, выпрямляясь.
— Еще нет. Я хотела позвонить соседям, как вы и предлагали, но решила подождать, вдруг они еще спят.
— Они уже встали. — Дилан подвинулся вперед, и дверца витрины закрылась за его спиной. — Держите. — Свободной рукой он протягивал Хоуп бутылку маракуйи: — Мой любимый.
Она взяла напиток, но Дилан не отпустил бутылку. Вместо этого он шагнул ближе, оказавшись всего в нескольких сантиметрах от Хоуп:
— Вы любите маракуйю, миз Спенсер?
Ее пальцы задели его, и она подняла взгляд от их рук к зеленым глазам, смотревшим на нее из-под поношенной соломенной шляпы. Но журналистка из Лос-Анджелеса — не какая-то деревенская простушка, которая чувствует себя на седьмом небе и не может произнести ни слова в присутствии чертовски сексуального ковбоя в джинсах, вытертых на интересных местах!
— Возможно, сейчас немного рановато для маракуйи, шериф.
— Дилан, — снова поправил он с медленной, непринужденной улыбкой. — И, сладкая, для маракуйи никогда не бывает слишком рано (игра слов: маракуйя по-англ. «passion fruit» — дословно «фрукт страсти»).
Это словечко — «сладкая» — взволновало Хоуп. Просто скользнуло внутрь и согрело низ живота, прежде чем она смогла что-либо сделать. Миз Спенсер слышала, как шериф так же ласково обращался к официантке, но думала, что уж у нее-то самой иммунитет к подобному. Как выяснилось — нет. Она попыталась придумать остроумный ответ и… не смогла. Дилан проник в ее личное пространство, и Хоуп не знала, что с этим делать. Ее спасло появление его сына.
— Пап, ты взял «ночных гусениц»? — спросил Адам.
Шериф убрал руку с бутылки, отступил назад, еще на миг задержав взгляд на Хоуп, а затем переключил внимание на сына.
— Все здесь, приятель, — показывая две пенопластовые упаковки, заверил Дилан.
— Там червяки? — Хоуп перевела взгляд от того, что приняла за два стаканчика с мороженым, к его лицу.
— Да, мэм.
— Но они стояли… — она указала на витрину, — рядом с молоком.
— Ну, не совсем рядом, — заверил ее шериф. Он вытащил из-под мышки шоколадное молоко и указал на Хоуп: — Адам, поздоровайся с миз Спенсер.
— Привет. Вам нужно распугать еще мышей?
Хоуп покачала головой, переводя взгляд с отца на сына.
— Ты какие пончики хочешь на завтрак? — спросил Дилан Адама. — С сахарной пудрой?
— Не-а, с шоколадом.
— Ну, думаю, я смогу запихнуть в себя несколько шоколадных.
— Мы собираемся на рыбалку, за Долли Уорден(5), — сообщил ей Адам.
Видимо, они и правда считали, что держать червей в витрине с молоком и соком — нормально.
— За какой такой Долли?
Низкий смех загрохотал в груди Дилана, словно что-то его очень насмешило.