Чистые воды бытия

Annotation

Сборник прозы составлен из рассказов, новелл и эссе. Зарисовки о природе Родины, о родных людях, ради которых совершаются добрые поступки. Умение быть благодарным тем, кто тебя вырастил, о достоинстве и памяти. Чистые воды бытия омывают берега жизни, которая сама по себе или рассказ, или новелла, или эссе.

Иоланта Сержантова

Чужая боль

Снежный ангел

Февраль и сойка

Рукопожатие

Бабушка, моя…

Праздник

Родня

По

Успеешь ли ты…

Под цвет летних облаков

А покуда — февраль…

О.П Беляево 1848–2024

Всякому — своё…

То решать не нам…

Праздник нового дня

Москвичи

Не насовсем

Чистые воды бытия…

То ненадолго…

В мечтах…

С драгоценной улыбкой зари…

Неспроста

И не оставит следа…

Не всем…

Брат Колька

Не она…

До самого конца…

В четыре руки

Место встречи у всех одно…

Мы были советскими…

Немного перца

В самый раз

Дачники

В ожидании весны

Люк

Без весны

Сосна

На все времена

Не для себя

Струны

Будем!

Чёрно-белое кино

Новая старая жизнь

Весь в розовом рассвет…

Для отдыхающих…

Я учусь…

Случайная встреча

Любовь

Что бы он мог…

Гонка

Само по себе…

Красивые люди

Радовать собой

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

Иоланта Сержантова

Чистые воды бытия

Чужая боль

Прилипло семечко хмеля ко гладкому обветренному лбу сугроба, чудится не иначе, как золотым крылышком стрекозы1. А и птица ли обронила его по рассеянности или брошено в зиму обиженным на судьбу летом по злобе, на манер сдёрнутой с руки перчатки.

С чего та досада, угадать немудрено, — что кончилось лето скоро и внезапно. Да вот уж и зиме почти что конец, сочится оттепелью февраль. Роняет прозрачные чистые звуки с барабанных палочек сосулек. Последний месяц зимы, понятно, слезлив, ибо стар. Также, как у людей, когда и далёкий от дряхлости тает сердцем во всякий час.

Разлинованное намедни серыми струями дождя небо теперь чисто, но земля, неприбранная покуда солнцем, вся в кляксах луж и вымоченных, скомканных промокашках сугробов.

Ветер, растроганный отчего-то, утерявши значительную часть холодности, нянчится с лесом, терпеливо и прилежно зачёсывая набок влажные пряди его ветвей, но солнце, не умея следовать стороннему порядку, мешается и принимается хозяйничать по-своему. Но всё выходит у него как-то не слишком ловко, на диво неумело: счищая побелку снега с дерев, заодно роняет с них пушистые шарфы мха, портит, надрывая, карманы коры, а то губит и само дерево. Иному тяжко стоять в набрякших от воды одеждах, не держат ноги. Только и успевает воскликнуть сипло: «Побереги-и-ись!», а дальше уже не его забота, подневолен.

Ветер, наломавший за свою жизнь немало дров, бежит прочь, дабы не испортить насовсем, не растратить на сострадание постигшее его перед тем умиление. Но всё одно нагнал тот вопль его рассудок, и не ускользнуло от взгляда царапанье о соседние стволы цепких пальцев тонких веточек, кой ломались в лишённой сознания, последней из напрасных попыток удержаться.

Из того, что после, — пробитая до зелёной травы перина снега, и земля трепещет сильнее от нервности собственных своих недр. Впрочем, мнилось февралю, — ему куда как хуже, он всех прочих короче. Тех, которые по другую сторону календаря.

Оно и понятно. Эдак-то повсегда так — чужая боль кажется меньше, чем своя.

Снежный ангел

— Ну, я же тебе говорил! Надо было просто по-про-сить! Раз только стукнуть по стеклу, и вся недолга. Зря ты меня останавливал, давно б уж не метались от двора ко двору, в поисках, да не мёрзли б понапрасну.

— Он что, не знает, какой теперь месяц и не выходит во двор? Или, даже если так, в окно-то выглядывает иногда!

— Судя по тому, что я понял, у него что-то стряслось и с тех пор он смотрит только внутрь себя.

— Это гадко. Он должен сознавать свою ответственность. Насыпав однажды горсть крошек на свой подоконник, он вправе не делать этого лишь в единственном случае!

— Боюсь спросить, в каком…

…Опутанный венами виноградной лозы, дом выглядел измождённым, подстать его обитателю, что, прислушиваясь к разговору птиц, плавился на адском костре совести.

— Как я мог позабыть про них?! Птахи… они ж не виноваты. Было б мне промеж стенаний и припадков самобичевания отворить окошко, да протянуть руку на просвет. Небось, не истончило б это моей скорби. — казнился он, глядя, как небо развешивает стиранные простыни снегопада.

Не шутя называя себя последними словами, он вслушивался в песнь ветра, кой крутился подле дома и сочувственно гудел. Сметая сугробы с сосен, ветер притомился и отступил, так что вскоре деревья стали похожи на сахарные головы, из уютного чрева которых раздавались чириканье воробьёв и писк синиц.

Там же, приникнув к стволам, оставались невредимы нежилые с весны гнёзда, с торчащими из них сухими веточками, на манер птичьих лап.

Ещё не рассвело, как подоконник был уже густо посыпан зерном и крошками, сахарные головы дышали через снеговые дупла, что споро смастерили синицы, а на единственной, вытянутой в сторону ветке сосны раскачивался белоснежный ангел.