Чиж-Королевич
Шрифт:
— А мы бы всё шли и шли, правда, Чиж? — сказал отец. — Пока не завиднелось бы царство…
— Некоторое, — пояснил Чиж-Королевич.
— Всё равно какое, — сказал отец.
Вдруг Чиж-Королевич сжал его руку.
— Тише!..
— А в чём дело?
— Возле того дома кто-то сидит!..
— Ну и что? — вполголоса спросил отец.
— Дом-то тот заколочен. В нём же никто не живёт! Все трое остановились.
На фоне неба чернела крыша. Рядом стояли, низко опустив ветви, несколько белых берёз. На тёмном фасаде, где должны
— Где сидит?.. — шепнул отец.
— Да вон, под второй берёзой….
— Да нет, это пень старый…
— Ой, шевелится! — шепнула мама.
— Спокойно, — сказал отец. — Ну и пусть шевелится.
— Что-то белое у него…
— Встаёт, смотрите…
И вдруг голос от заколоченного дома сказал:
— Нет ли у вас папирос?
Все помолчали.
— Папирос спрашивает, — шепнул Чиж-Королевич.
— Я не курю, — сказал отец и пошёл навстречу человеку.
— Он бросил недавно, — сказала мама дрожащим голосом, и они с Чижом-Королевичем пошли вслед за отцом.
Перед ними сидел высокий старик в чёрном костюме. На груди, в вырезе пиджака, у него лежала белая борода.
— Вы на дачу приехали? — спросил Чиж-Королевич.
— Нет, — сказал старик. — Я насовсем. Буду жить в этом доме.
— В заколоченном?..
— Зачем же… Расколочу.
Чиж-Королевич видел, как отец внимательно разглядывает старика, и тёмный дом, и берёзы.
— А мы в тридесятое царство идём, — сказал Чиж-Королевич.
Старик кивнул головой.
— Очень правильно поступаете. Я и сам в него шёл.
— Сначала по проводам, потом по реке, потом по тропинке? — обрадовался Чиж-Королевич.
— Нет, — сказал старик. — Совсем не так. Сначала по камням, потом по трясине, потом сквозь колючки… — И он посмотрел на них строго. — Тебя как зовут?
— Чиж-Королевич.
— Через чёрточку пишется?
— Через чёрточку.
— Покажешь мне завтра ваши места?
— Конечно, покажет, — сказала мама. — И я покажу. И Королёв покажет.
Старик сказал:
— А вы здесь, граждане, великодушно простите, ни при чём.
— Чижа всегда больше любят, чем нас, — сказала мама, прижимаясь к отцовской руке.
— Я ведь про вас всё знаю. А про него — ничего.
Старик говорил так строго, что все сразу поняли, что перечить ему нельзя.
— А колокольчики у вас растут? — спросил он Чижа-Королевича.
— Растут! Ещё сколько!
— А голубые или фиолетовые?
— Всякие!
— Я люблю голубые. И чтобы в букет ещё жёлтого горицвета вставить. Лет сорок колокольчиков не собирал.
— Сколько? — спросил Чиж-Королевич.
— Сорок лет.
— Неужели! А я позавчера…
— А я только спустя
— Жалко… — сказал Чиж-Королевич.
— Да-а… — вздохнул старик. — Жаль.
— Ну, я вас завтра на вырубку сведу, — пообещал Чиж-Королевич. — Там есть крупные, с кулак.
— Спасибо. А теперь идите, — сказал старик.
Всем троим не хотелось уходить, но ослушаться было невозможно, и они пошли.
Деревня кончалась. Впереди, на синем скошенном лугу, теряла свой свет и дорога. Внизу, слева, куда опрокидывался луг, заблестела вода. Там трещал коростель.
Чижу-Королевичу очень хотелось поговорить про того старика, но он знал, что отец и мама не любят после встречи с каким-нибудь человеком его обсуждать.
— Вы всё-таки и дальше пойдёте? — спросила мама.
Отец сказал:
— Конечно.
Он перепрыгнул через придорожные камни и побежал по траве.
Чиж-Королевич вырвал у мамы руку и погнался за отцом.
— Вы не подумали, что я одна могу заблудиться! — сказала откуда-то с дороги мама.
— Где вы там? — издалека и сверху крикнул отец.
— А ты где? — спросил Чиж-Королевич. — На стог, что ли, залез?
— У-у, что я вижу! — сказал отец. — Скорей, Чиж, скорей!
— А мне как? — спросила снизу мама. — Или я могу уже уходить?..
— Да уж как-как… Не оставим.
— Не оставим, — сказал Чиж-Королевич.
Они втянули маму наверх.
— Ну вот, вставайте, — сказал отец. — Смотрите теперь…
Они встали на стогу и увидели над зубчатым лесом горбатый край огромной оранжевой луны.
— Так она же совсем-совсем близко! — крикнул Чиж-Королевич, всплеснув руками. — Это просто страх, как близко!
Отец сказал:
— Смотри, не свались.
— Ну и лунища! Что она так раздулась! — не унимался Чиж-Королевич. — Никогда такой лунищи не видел!
— Садитесь, — сказал отец. — Теперь можно сидя смотреть.
Они сидели, а луна всё подымалась и подымалась из-за леса. Наконец её нижний край оторвался от тёмной гребёнки — и она поплыла.
— А знаете что, — сказал отец, — пожалуй, я никуда не пойду отсюда!
И он повалился на сено.
— И я не пойду! — сказал Чиж-Королевич, улёгшись рядом с отцом.
Они ждали.
— И я не пойду, — сказала мама, — хоть вы меня силой спихивайте, никуда не пойду! Буду с вами рядом спать.