ЧК за работой
Шрифт:
– Кто же его арестовывал? – спросил я Минского.
– Дело было ночью, часа в два. Искали кого-нибудь из начальников секторов для назначения на операцию, но никого не нашли за исключением Вани Ключарева. Его и послали с несколькими комиссарами. Да! Теперь только я понимаю, откуда сын Троцкого всегда знал, когда мы отправляем из Константинополя секретного курьера. Ясно, что его информировал Блюмкин,- продолжал Минский. Мне не сиделось на месте. Я хотел узнать все подробности о Блюмкине, поэтому я направился к кассиру ИНО Ключареву, с которым был в приятельских отношениях. Застал я его, хмуро сидевшим в своей крохотной комнате, уставленной несгораемыми кассами, и что-то вяло заносившего в ведомость размером с хорошую московскую жилплощадь.
– Здорово Ваня, что ты сегодня, такой бледный? –
– Да так, чувствую себя немного усталым,- уклончиво ответил он.
– Еще бы не устать, всю ночь небось не спал,- заметил я.
– С чего это ты взял? – подозрительно взглянув на меня, спросил Ключарев.
– Да брось, все уже знают, что Блюмкин арестован, расскажи лучше, как дело было,- сразу перешел я на откровенность.
– Ну, и работа была, скажу тебе,- начал Ключарев юсле некоторого раздумья.- Мы подъехали к квартире Блюмкина в час ночи. Я поднялся наверх один, но его не оказалось дома. Только я спустился вниз и вышел на улицу, смотрю – подъезжает такси, в котором сидели Блюмкин и Лиза Горская. Увидев нас, Блюмкин сразу догадался, в чем дело, ибо не успели мы подойти к его машине, как она уже повернула и умчалась. Мы вскочили в нашу машину и за ними. Такси неслось по пустынным улицам, как дьявол, но ты же знаешь наши машины. У Петровского парка мы их нагнали. Видя, что им не уйти, Блюмкин остановил машину, вышел и кричит нам: "Товарищи, не стреляйте, сдаюсь. Ваня, отвези меня к Трилиссеру. Я ужасно устал",- обратился он ко мне. Потом Блюмкин повернулся к такси, где продолжала сидеть Горская, и сказал: "Ну, прощай, Лиза, я ведь знаю, что это ты меня предала". Это все, что сказал он. Потом всю дорогу до ГПУ он молча курил. Да, хороший был парень Яша, а пропал ни за что,- заключил Ключарев. Мы молча продолжали сидеть и думали каждый свою думу. Из размышлений нас вывел телефонный звонок. Ключарев взял трубку и сейчас же передал ее мне. Это звонил Минский. Меня срочно вызывал к себе Трилиссер.
– Вот что, тов. Агабеков,- встретил меня Трилиссер, который на этот раз был в явно удрученном состоянии.- Вам придется отказаться от поездки в Индию. Вы, наверно, знаете уже, что случилось с Блюмкиным. Созданная им на Ближнем Востоке организация осталась теперь без руководства. Вам нужно немедленно выехать в Константинополь и принять нелегальную резидентуру. Посмотрите, кого из тамошних работников нужно снять и кого оставить. На помощь вам мы пришлем Аксельрода. Он хотя неопытный в нашем деле работник, но очень осторожный и знает языки. Пусть он займется Египтом. В Сирии и Палестине мы имеем людей, так что надеюсь, через пару месяцев по приезде вы сможете наладить правильную работу.
– О задачах ваших я много говорить не буду,- продолжал он,- вы их должны знать, руководя сектором. В данный момент нас очень интересуют палестинские события. Столкновения между евреями и арабами должны дать интересные для нас результаты, ибо английское правительство должно будет принять чью-либо сторону, благодаря чему будет иметься в наличии обиженная сторона, которую легко будет нам использовать против Англии. Палестина же важна, как стратегический пункт, так как в случае столкновения с Англией дезорганизация морского движения через Красное море значительно поможет нам. Но в своей работе помните, что основная задача вашей работы должна заключаться в таком ее построении, чтобы аппарат мог действовать во время войны. Ну вот, я думаю, что это все. А с Индией подождем, пока не наладится работа в этих странах. Это со временем облегчит проникновение в Индию. Наконец, помните, что я возлагаю на вас большие надежды и будьте осторожны в работе.
В это время вошел в кабинет секретарь Трилиссера и доложил, что из внутренней тюрьмы передают о просьбе Блюмкина, желающего поговорить с ним.
– О чем мы еще можем говорить? Передайте, что мне сейчас некогда,- ответил Трилиссер.
– Да, кстати, вот записка Блюмкина о положении нашей агентуры. Ознакомьтесь и верните мне,- обратился опять ко мне Трилиссер.- Итак, постарайтесь на будущей неделе выехать,- протянул он мне руку, и я оставил кабинет.
Переданная мне докладная записка начиналась с 27-й страницы. Она начиналась
Только в декабре, уже будучи в Константинополе, я узнал от приехавшего ко мне Аксельрода о судьбе Блюмкина. По постановлению коллегии ОГПУ он был расстрелян. Еще несколько раньше я получил частное письмо из Москвы. В нем один мой приятель писал о Блюмкине, работавшем на Востоке под псевдонимом "Живой":
"Итак, друг мой, "Живой" помер, но дело его живет, поскольку оно находится в твоих руках",- писал он, -переиначивая лозунг, выкинутый ЦК партии после смерти Ленина.- "Он ["Живой"] ушел от жизни, вопреки ожиданию, спокойно, как мужчина. Отбросив повязку с глаз, он сам скомандовал красноармейцам: "По революции, пли!"
Глава XXVIII. Москва – Константинополь
Для поездки в Константинополь мне нужно было взять турецкую визу на мой персидский паспорт. Мы пробовали получить визу через персидскую миссию в Москве, но безрезультатно. Требовалась моя личная явка в турецкое консульство.
Нарядившись в свой лучший костюм и одев вместо обычной кепки шляпу, я пошел в ГПУ. Дежурный комендант, хорошо знавший меня в лицо и пропускавший раньше без требования предъявления пропуска, на этот раз, увидев меня в шляпе, удивленно остановил и на всякий случай проверил мой пропуск. Поднявшись на верх, я направился прямо к Ключареву, у которого в кассе хранились разные золотые вещи, оставшиеся со времен реквизиций. Из них я выбрал себе золотые часы с толстой цепочкой, портсигар и пару бриллиантовых колец и, напялив все это на себя, принял вид богатого персидского коммерсанта. Затем взяв такси, я поехал в турецкое консульство. Посетителей в консульстве не было, так что меня без всяких задержек пропустили к консулу.
– Для какой надобности вы хотите ехать в Стамбул? – спросил консул, перелистывая лежавший перед ним мой паспорт.
– По торговым делам. Я отправил из Персии в Стамбул партию ковров, которые не продаются, поэтому я хочу поехать лично и закончить это дело лично,- ответил я по-турецки, вставляя в свою речь персидские слова, чтобы у него не было сомнений в моем персидском происхождении.
– Бывали ли вы раньше в Турции? – последовал вопрос консула.
– Нет, много раз собирался съездить, но как-то не приходилось,- ответил я.
– Кого вы знаете в Турции? – продолжал допрашивать консул.
Я назвал ему несколько имен известных персидских купцов в Стамбуле.
– Есть ли у вас еще какие-нибудь документы кроме паспорта? – спросил консул.
– Конечно, конечно: только не с собой,- без запинки ответил я, хотя контрразведывательный отдел ОГПУ не приготовил для меня никаких бумаг кроме паспорта.
– Так вот, принесите ваши остальные документы также, и тогда я решу вопрос о визе,- ответил консул.
– Хорошо, прикажете принести только письма или всю переписку, показывающую мою деловую связь с Турцией? – спросил я, делая вид, что я не понял требований консула.
– Да нет же. Мне нужны не письма, а документы. Например, метрическое свидетельство и вообще документы, удостоверяющие вашу личность,- стал объяснять консул.
– Т. е. позвольте, вы что же, сомневаетесь в моей личности? – обиженным тоном спросил я.- Меня здесь хорошо знают в персидском посольстве (КРО устроило так, что их агент в персидском посольстве послал обо мне ноту туркам), наконец, десяток богатых персидских купцов могут рекомендовать меня. Если вы разрешите, я вызову сейчас двоих из моих знакомых сюда,- предложил я, протягивая руку к стоявшему на консульском столе телефону.