Шрифт:
Карпов стоял посреди цеха. Со стороны могло показаться, что он остановился в нерешительности, забыв, зачем сюда пришел. Его сутулая фигура была неподвижна, лоб избороздили морщины, кустистые брови сошлись на переносице, взгляд нацелился в одну точку. Хотя здесь было много людей, работала целая смена; наверное, только один начальник цеха Егоров знал, что директор завода, напрягая слух, из общего хаоса производственных шумов — скрежета металла, гула моторов, шороха шнековых аппаратов — улавливал звуки, говорившие о неисправности механизмов.
Цех по производству аммонитовых патронов для буро-взрывных работ в угольных шахтах был детищем Карпова. Он начинал
Егоров понимал: неспроста директор завода в столь позднее время пришел в цех. Он старался казаться спокойным, и только покрасневший рубец на шее — след фронтового ранения — выдавал волнение. Неоднократные замечания директора о неполадках в оборудовании уже давно вывели начальника из душевного равновесия. И сейчас он ожидал разноса. Но директор обернулся к нему и спокойно сказал:
— Слышите?
— Что? — насторожился Егоров.
— Шестой аппарат барахлит!
— Знаю. Девятый тоже. После смены намечаю ремонт.
— А в пятом подшипники греются. Слышите запах? До конца смены еще три часа, нельзя рисковать людьми.
— Хотя бы еще час поработать, плана нет. Первая смена еле-еле выполнила норму.
— Да, план! Сегодня получил телеграмму: главк требует увеличить отгрузку шахтам аммонитовых патронов, — Карпов болезненно поморщился. — А впрочем… Останавливайте на ремонт и немедленно!
Карпов резко повернулся и вышел. За дверью его обдал приятный ветерок с легким морозцем, стало легко дышать. Но чувство тревоги, появившееся еще в кабинете, когда прочитал докладную записку пожарника о грубых нарушениях техники безопасности в цехе, не покидало. Он и до получения записки хорошо знал, что оборудование не в порядке. Но остановить цех для наладки не имел возможности. Освобожденный от фашистских оккупантов Донбасс поднимался из руин, каждый день входили в строй все новые и новые шахты. Для проходки штреков, отпалки угля в лавах требовался аммонит, и завод получал повышенные планы производства взрывчатки.
Карпов медленно шел по протоптанной в снегу тропинке, глубоко засунув руки в карманы стеганки. Перед его взором открылась вся панорама завода. Через большие окна просматривался залитый ярким светом цех по производству аммонита. Там непрерывно двигались сита и дозаторы, в которых в определенных пропорциях смешивались тротил и селитра для получения вещества, называемого аммонитом. Дальше в тусклом свете мигавших на столбах электрических лампочек высился цех по производству капсюлей-детонаторов для взрыва аммонита. А еще дальше виднелись другие цеха и подсобные помещения. Карпов невольно вспомнил недавнее прошлое этих мест. После освобождения Донбасса по приказу Верховного Главнокомандующего он в числе многих специалистов угольной промышленности был демобилизован из рядов Советской Армии и направлен на восстановление «всесоюзной кочегарки». Главный инженер и он же директор тогда еще не существующего завода, Карпов вот так же бродил здесь впервые среди развалин и скелетов цехов и не думал, что всего через каких-нибудь два-три года завод приобретет столь внушительный вид.
У самого заводоуправления он встретил главного механика Федорова в армейской шинели с петлицами, но без погон, в шапке-ушанке со звездочкой. Федоров позже Карпова вернулся из армии и получил назначение на завод. Так случилось, что приказ об откомандировании специалистов в Донбасс поздно пришел в его часть, все время преследовавшую гитлеровцев по пятам. Федоров был взволнован, на щеке застыла мыльная пена.
— Сел побриться, а тут позвонили, что вы в цехе! Случилось что-то, Петр Иванович?
— Предложил остановить цех, помогите там разобраться! А я зайду домой, еще не обедал.
— Ваши переехали на новую квартиру!
— О! Черт возьми, совсем забыл. Спешу, до свидания, проследите за цехом…
К приходу Карпова в квартире уже был относительный порядок. Мебель расставлена, люстры повешены. Оставалось только расстелить связанное в узлы постельное белье.
— Извини, совсем забыл. На заводе опять неприятности, — сказал он жене с порога.
— Ничего. Мне помогли заводские.
Карпов разделся, осмотрел все три комнаты. Подошел к детской кроватке, поправил одеяльце на дочери, залюбовался ее розовыми пухленькими щечками.
— А ты знаешь, мы недурно устроились. — Карпов обернулся, привлек к себе жену. — Ох, какое же это счастье: за столько лет скитаний — своя квартира!…
Вдруг весь дом тряхнуло, со звоном посыпались стекла. И тут же в коридоре пронзительно зазвонил телефон. Подбежав к телефону, Карпов взял трубку и произнес привычное:
— Слушаю! Что? Что ты сказал?… Взрыв цеха?!
Лицо его побелело, ноги подкосились, он стал медленно оседать на пол.
В органах безопасности рабочий день был ненормированным. Обедали и то больше в кабинетах. Если кто-либо и уходил с работы в час ночи, то обычно говорили: сегодня он ушел рано. Но такую роскошь могли себе позволить сотрудники только тогда, когда в окнах начальства гас свет. Заветные эти окна знали все. Сколько глаз, начиная с вечера и до поздней ночи (а нередко и до утра), поглядывали на них в надежде, что свет вот-вот погаснет и вызова от начальства уже не последует. Однако чаще всего окна светились долго. Это объяснялось тем, что начальник управления КГБ работал с большой нагрузкой и ему каждую минуту могли понадобиться сотрудники. Одни для того, чтобы выехать на задержание скрывающихся полицаев и старост, другие неусыпно следили за происками оставленной фашистской агентуры и обезвреживали ее.
Весь этот день полковник Романенко просидел на совещании в облисполкоме, а когда вернулся в управление, к нему повалили сотрудники. Лишь к одиннадцати вечера он подписал все служебные бумаги, решил неотложные вопросы и, когда остался в кабинете один, почувствовал сильную усталость. Кости ломило, в висках стучало, перед глазами плыли круги. Собственно, ничего удивительного в этом не было. Столько работы… К давно известным задачам обеспечения госбезопасности добавились новые, не менее важные. Наряду с обезвреживанием оставленной фашистами агентуры надо было раскрыть всех, кто сотрудничал с гитлеровцами и помогал им устанавливать «новый порядок», разыскать и отдать в руки правосудия всех полицаев, старост, предателей, руки которых были обагрены кровью советских людей.