Чрезвычайный и полномочный
Шрифт:
У Шлепа вдоль позвоночника пробежал холод.
– Говори смелее. Нет новостей таких, которые потрясли бы меня больше, чем… А, неважно. Говори!
Воин сглотнул ком слюны. Поведение королевы с самого начала казалось ему странным, но он списывал странности на издержки момента. Все-таки напряжение сил и необходимость вести народ к Светлому Будущему через тернии разной сложности могут оставить свой отпечаток даже на самом могучем разуме. Однако что-то подсказывало вождю, что дело в другом.
– В общем, болтают, что вы не настоящая
– И что? – спросила Лже-Офигильда.
– Но… Мы должны как-то прекратить распространение слухов… Нельзя забывать, что у нас в Корпусе еще не все проверены, не все беззаветно преданы Делу Революции. Корпус – наша опора. А если там найдутся сторонники этой идеи?
– Вы их уничтожите.
– Уничтожим?
Лже-Офигильда улыбнулась, по мнению Шлепа, уж очень паскудно. Теперь ее было не узнать.
– Ты не понял, дружок? Пути нет для нас назад! Идем мы к Светлому Будущему или не идем. Мы должны очистить наши ряды от сомневающихся. Тех, кого нельзя перековать, уничтожить надо. Только видя, что мы топим в очистительной крови подрывные элементы, убоятся враги наши. Пусть все знают, что Революция не остановится ни перед чем! И неважно, товарищ Губа, что еще вчера ты сидел рядом с предателем и хлебал даже с ним похлебку из котелка одного! Будь готов сегодня прилюдно отрезать ему голову! Ты понял?
– Да.
Шлеп считал себя кровожадным, готовым на все, что и доказал успешно не один раз, выполняя самые эксцентричные приказы товарища Офигильды, но вдруг ему показали границу, которую он перейти вряд ли бы смог.
Не то чтобы у него куча друзей, за которых он опасался, просто сама мысль об этом вдруг внушила отвращение.
«Да она сумасшедшая! Рехнулась! Теперь ясно!»
Вождь Бултыхаев чувствовал, как пот стекает у него отовсюду, где только можно.
«А вдруг эти брехуны, которых мы режем, не такие уж и брехуны?»
– Утопить в крови! – крикнула Дрянелла. – Утопить! И пусть Диккария вся превратится в кладбище сплошное, плевать мне!.. То есть… Это пойдет на благо только Делу Революции. Тут дело в качестве, а не количестве. Пусть все погибнут, но останется горстка преданных, во всем послушных, с которых мы начнем строить новый мир! Там нас ждет Светлое Будущее!
Лже-Офигильда уставилась на Шлепа.
Вождь стоял ни жив ни мертв. Ничего подобного он еще не видел. Во время зажигательного монолога сквозь королеву проглянуло на мгновение какое-то страшное всклокоченное создание в лохмотьях. И тут же исчезло, а облик Офигильды пошел рябью.
Впрочем, это быстро ушло, и могло быть просто игрой теней, ведь в тронном зале только и было света, что от большого пылающего камина.
Вот именно – игра теней. Когда Лже-Офигильда слезла с трона, ее отпечаток на стене, дергающийся и нереально огромный, внушил Шлепу самый настоящий ужас.
– Я понял, – сказал он, понимая, что сумасшедшая ждет от него ответа.
Глаза королевы потухли. Он села обратно на трон.
– Итак, у тебя есть еще что-нибудь? Где донесения об активности мятежников?
– Разведчики вот-вот должны вернуться.
Колдунья постучала пальцами по подлокотнику трона:
– В скором времени, как мы и предполагали, армия вражеская подойдет к городу. Мы к обороне готовы?
– Да. Частично…
– Частично? – взревела Лже-Офигильда.
– Да… То есть, я ведь уже сказал, что трудовые армии сейчас восстанавливают стену и ворота, но нужно время. А Корпус занимается зачистками и охраной революционно значимых объектов. К тому же у нас проблема с трупами. Куда их девать? Мертвецы множатся по мере нашего продвижения к Светлому Будущему. Если мертвечина начнет массово гнить, а уже завтра мы все это почувствуем, может вспыхнуть эпидемия. Да и просто в столице невозможно станет находиться. Опять же в воду нельзя – во фьорде и так достаточно тел. Рыба погибнет.
Лже-Офигильда скривила губы:
– Ты – паршивый слюнтяй!
– Не понял?..
– Сейчас поймешь! – Колдунья плюнула в вождя Бултыхаев и сделала это достаточно метко. Слюна попала Шлепу на штанину, и та задымилась. В плотной ткани образовалась дырка. – Делай со жмуриками что хочешь! Хоть сожри! Очисти от них город, и армию подготовь к отражению атаки. Если этого не будет сделано в ближайшие два часа – а я лично проверю! – я отрублю сама тебе башку на площади, контра недобитая!
Губа начал отступать к двери.
– Ты персонально отвечаешь за все! – крикнула Лже-Офигильда, брызнув слюной, словно сильно и резво сжатая клизма. – Берегись обмануть! Готовь свою шею! У-га-га-га-га!..
Тут Шлеп Губа выскочил из тронного зала и, не обратив внимания на удивленных охранников, бросился бежать.
Теперь он знал, как себя чувствуют контрреволюционные элементы, на которых сыплются все шишки и которые не имеют ни малейшей возможности оправдаться.
Прямо скажем, неважно.
«Два часа? Два?! Да она рехнулась, эта тварь рехнулась! Как можно успеть навести порядок в городе за это время?»
Увлекшись своими весьма невеселыми мыслями, Шлеп не заметил, что дверь в комнату для заседаний правительства закрыта, и врезался в нее на всем скаку. Дверь слетела с петель, и вместе с варваром они ввалились внутрь, перепугав участников очередного совещания, закусывающих солониной первого сорта.
Наступила тишина, в которой медленно оседали клубы пыли, поднятые падением Шлепа.
Вожди кланов, они же Стражи Диккарийской Революции, они же командиры Революционной Армии, они же Кабинет Министров, взирали на Губу с выжидающим удивлением.