Что это значит: быть собой?
Шрифт:
Когда я вижу, какой он маленький и беззащитный, я начинаю испытывать беспокойство по разным причинам. Я стала чересчур осторожной в отношении опасностей и, несомненно, очень раздражительной, когда волнуюсь по пустякам. Мы все беспокоимся по поводу существующих в мире опасностей и по поводу непрочности самого мира, в который мы выпускаем наших детей, но у меня есть свой повод для беспокойства. Я заметила, что стала чаще, чем обычно, вспоминать о смерти своей маленькой сестры, которая умерла более пятидесяти лет тому назад. Я почувствовала огромное облегчение, когда мой внук перешагнул тот возраст, в котором она скончалась. Я не помню, чтобы мои собственные дети вызывали у меня такую сильную реакцию, и ощутила смутное чувство вины
Эти серьезные мысли никоим образом не могут уменьшить мою радость. А что будет дальше, в следующие несколько лет? Сейчас у меня достаточно времени, чтобы вдоволь видеться с внуком, особенно в этом возрасте, пока он еще не занят учебой в школе. Я должна приложить все усилия, чтобы сохранить правильный баланс и навещать внука достаточно часто, но при этом не быть слишком навязчивой. В этом случае необходима какая-то формальная мера для бабушки, и я попрошу внука и его семью подсказать мне ее.
Два эпилога
Взгляд Лиз Мак-Рей Шоу с точки зрения психологии
В последние годы основная сфера мышления, связанная с нашими внутренними чувствами, стала более изученной. Мы пережили своего рода глобальное потепление эмоций, окружающих прохладные воды традиционной британской сдержанности и скрытности. Описание эмоциональных состояний разума всегда было главной движущей силой литературы. Двумя недавно открытыми родниками, возникшими из этого источника, являются «скучные мемуары» и исследования историй болезни.
«Скучные мемуары» превратились в популярный литературный жанр после успеха книги Фрэнка Маккорта «Прах Анджелы», в которой он описал события своего ирландского детства. Лучшие образцы этого жанра (например, книга Андреи Эшворт «События в горящем доме») вызывают эмоциональный резонанс и используют поэтическую форму изложения, что способствует быстрому восстановлению душевных сил в процессе преодоления самых неприятных и мрачных ощущений, полученных в детстве. У нас появляется некое чувство сопереживания автору и ощущение нахождения рядом с ним. Более стандартные книги этого жанра, в которых фактически отсутствуют страдания, не находят отклика и, скорее всего, обращаются к более извращенным наклонностям читателей; в этом случае мы смотрим на писателя как через стекло, вместо того чтобы устанавливать с ним реальную связь.
Вторым течением являются исследования историй болезни. Это тот жанр, которому я посвятила много времени, работая психотерапевтом. Эти исследования выявляют психологические и эмоциональные страдания людей, высвечивают их личную историю, начиная с самого детства, и объясняют, как взаимодействие с психотерапевтом повлияло на состояние их психического здоровья. Эти описания могут быть очень трогательными, показывая, как два участника процесса пытаются справиться с неуверенностью, чтобы дать возможность человеку добиться устойчивого прозрения и благотворных изменений в жизни.
Так куда же отнести ответ на вопрос «Что это значит – быть собой»? Он, без сомнения, является частью личных размышлений, но отличается от тех двух направлений, о которых я упоминала. Его нельзя считать таким же литературным или драматизированным, как мемуары; в нем отсутствует специальная терминология и стремление считать психологические проблемы патологией, как это принято в исследованиях историй болезни. Личные размышления, опубликованные в этой книге, представляют собой свежие, почти не подвергшиеся чужому влиянию описания. Как часто нам предоставляется привилегия внимательно выслушать другого человека, размышляющего о своей внутренней жизни? Участники не описываются как клиенты психотерапевта или люди, пережившие экстремальное детство. Они относятся к более широкому и разнотипному кругу людей. Каким же образом теории, разработанные психотерапевтами за последнее столетие, находят отклик в индивидуальных историях, опубликованных в этой книге?
Человеческий мозг похож на управляемую ракету, ищущую различные истории. С раннего детства мы старательно выискиваем истории, начиная с истории о самих себе. Именно так мы пытаемся осмыслить, кто мы есть на самом деле. В детстве, если нам повезет, хранительницей нашей истории является близкая семья, главным образом – мать. С возрастом мы делимся нашей историей или частью ее с теми, кто находится с нами в близких отношениях.
Но не является ли это ощущение близости иллюзией? Психотерапевты, начиная с Фрейда, склонны к более пессимистичным взглядам на человеческую природу. Фрейд полагал, что мы бессознательно запрограммированы повторять одни и те же жизненные модели в надежде, что в следующий раз сумеем все сделать правильно. Так, например, если мы считаем своих родителей чересчур придирчивыми или равнодушными, то мы будем искать партнеров, коллег и друзей с подобными качествами. Подобно «Летучему голландцу», мы приговорены к постоянному путешествию, но нам никогда не суждено прибыть в пункт назначения.
Так или иначе, как показывают эти истории, печень является не единственным органом, способным к регенерации. Психика тоже может восстанавливаться и развиваться. В отличие от «Летучего голландца» участникам проекта «Что это значит – быть собой?» удалось найти тихие гавани с помощью длительных и надежных отношений, музыки и деятельности, приносящей им удовлетворение. Эти тихие гавани дают временную отсрочку для того, чтобы провести болезненный самоанализ, позволяющий нам лучше понять те модели, которые мы для себя создаем.
Другая точка зрения на влияние ранних лет жизни на наше психологическое развитие представлена Дональдом Винникоттом, который был одновременно педиатром и психотерапевтом. Когда мы были младенцами и маленькими детьми, мы полностью зависели – как в эмоциональном, так и в практическом плане – от окружения, которое обеспечивали нам родители. Если атмосфера была недостаточно восприимчива, чтобы должным образом реагировать на потребности ребенка в признании, то он не сможет развить свое истинное «Я», а будет вынужден с раннего детства приспосабливаться к своему окружению. Чтобы справиться с этим нарушением, ребенок создает ложное «Я»: притворяется, что он такой, каким, по его мнению, его хотят видеть окружающие. Впоследствии подобная замена собственного «Я» на искаженную форму приводит к чувству оторванности от жизни и несостоятельности. Однако если эти чувства признаются и с ними пытаются бороться, то подавленное истинное «Я» может быть выпущено на поверхность и восстановлено, как это продемонстрировано в некоторых из историй, включенных в эту книгу.
Еще одной стороной, отраженной в этих историях, являются этапы жизни, как в индивидуальных описаниях, так и в их систематизации, соответствующей возрастной группе участника. Существует много психологических интерпретаций теории Шекспира «Семь возрастов мужчины». Одним из наиболее продуманных вариантов является толкование Эриксона. Он определил, что за каждым жизненным этапом, начиная с раннего детства и заканчивая пожилым возрастом, закреплены социальные и психологические задачи. Как указывает Майкл Джейкобс, было бы слишком просто рассматривать эти этапы в исключительно последовательном порядке, потому что события из детства продолжают проявляться в более позднем возрасте в совершенно другом виде. Он предполагает, что более подходящим сравнением является спиральная лестница, у которой каждый этап повторяется на следующем витке. Так, например, подростковые задачи формирования личности снова напоминают о себе во взрослом возрасте.