Что может быть проще времени
Шрифт:
Есть такое место. Я могу вернуться в голубую комнату, где живет Розовый.
Но нет! Это то же самое, что остаться на острове, потому что к Розовому может полететь лишь мой разум, а не тело. А когда я вернусь, тело, скорее всего, будет уже не пригодно к употреблению.
Вот если б мог взять с собой тело, то все было бы в порядке.
Но тело взять нельзя.
Он все же проверил это, но никак не находил нужных данных о той далекой планете. Когда же, наконец, нашел то, что искал, и заглянул в сведения, спрятанные в дальнем углу его мозга, то ужаснулся.
Если бы он оказался там во плоти,
Но должны же быть другие места. Конечно же, есть другие планеты, куда он мог бы отправиться и во плоти, если бы смог.
Он сидел, сгорбившись от холода и уже не ощущая ни стужи, ни сырости.
Он попробовал позвать Розового, но тот не откликался.
Он звал его снова и снова, но безуспешно. Он пытался найти его в себе, нащупать, поймать, но не нашел и следа его. И тогда до него дошло — будто чей-то голос сказал ему, — что искать бесполезно. Он никогда не найдет его, потому что существо превратилось в часть его самого. Они слились воедино, и больше не существовало ни Розового, ни человека, а был странный сплав их обоих.
Отныне ему самому предстоит делать все, что потребуется, используя навыки того, кем он стал.
В нем были все исходные данные, в нем было знание, в нем были способы и методы, и еще в нем было грязноватое пятно — Ламберт Финн.
Он углубился в свой разум, заглядывая во все укромные уголки, просматривая каждую полочку, не пропуская ни одного ящика, или пакета, или коробки, где были распиханы невероятные по объему и все еще не разобранные сведения — биллионы обрывков информации, бестолково собранные безалаберным существом.
Он находил то, что озадачило, и то, что вызывало в нем отвращение, и то, что восхищало, но ничто не могло быть применено в данном случае.
И все время под ногами у него назойливо путался разум Ламберта Финна, который еще не успел слиться и, возможно, никогда не сольется с его разумом, а будет постоянно бегать из угла в угол, мешая и отвлекая.
Блэйн оттолкнул его в сторону, сбросил с дороги, засунул под ковер и продолжил поиски, но грязные мысли, и планы, и представления Финна, порожденные средоточием ужаса, по-прежнему выскакивали на поверхность его сознания.
В сотый раз отбросив этот мусор прочь, он уловил что-то похожее на то, что ищет, и бросился за этим в погоню, продираясь через всю мерзость, гнездившуюся в разуме Финна. Потому что он нашел, что было нужно, не на свалке знаний, унаследованной от Розового, а в мусорной куче, доставшейся от Финна.
Это было неземное, извращенное, гнусное знание, и Блэйн понял, что Финн получил его на той самой планете, откуда вернулся умалишенным. Мысленно держа это знание в руках, Блэйн рассмотрел совсем простое устройство, усвоил логику понятий, разобрался, как им пользоваться, и отчасти понял чувство вины и страха, толкнувшее Финна на путь ненависти и преступлений.
Это знание раскрывало дорогу к звездам, физически открывало ее для всех жизненных форм во всей Вселенной. Но неустойчивая психика Финна сделала единственный вывод: Земля тоже досягаема. И прежде всего для планеты, которая владеет этим знанием. Он не подумал обо всех открывающихся возможностях, не понял, какую пользу это знание может принести человеческой расе, для
По логике Финна, Вселенная не обратит внимания на Землю, если Земля останется маленькой тихой планеткой и не станет привлекать к себе внимания, и тогда за человечество можно не опасаться.
Но как бы там ни было, в его разуме лежали сведения о том, как путешествовать по космосу во плоти, и эти сведения могли сейчас спасти Блэйну жизнь.
Блэйн снова заглянул в свой разум, и там на полочках, где стояли уже извлеченные из хаоса информации знания, нашел каталог тысяч планет, на которых побывал Розовый. Они были сотен различных типов и все — одинаково гибельны для незащищенного человеческого организма. Страх снова стал возвращаться к Блэйну: неужели теперь, зная, как перемещать не только разум, но и тело, он не найдет подходящей планеты?
Яростный вой ветра, прорываясь сквозь барьер его сконцентрированного на поиске сознания, сбивал с мысли и напоминал о холоде, Блэйн попробовал согнуть ногу но едва сумел пошевелить ею. Буря злорадно хохотала над ним, кружась над рекой и барабаня сухими зернами снега по ивняку.
Он отрешился от ветра, и снега, и холода, и воя, и стука — и вдруг нашел, что искал.
Он дважды перепроверил данные и остался удовлетворенным. Он мысленно нарисовал сетку координат и расположил там найденную планету. Затем медленно, этап за этапом, выполнил прием дальнего скачка. И стало тепло.
Он лежал вниз лицом, а под ним была трава, и пахло травой и землей. Исчезали завывания бури и всхлипы снегопада.
Он перевернулся на спину и сел.
И от того, что он увидел, у него перехватило дух.
Потому что, если существовало во Вселенной райское место, то это было оно!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Солнце уже перевалило через полуденную отметку и скатывалось на запад, когда Блэйн, хлюпая по раскисшей после первой осенней бури земли, спустился в городок Гамильтон.
Вот я снова здесь, подумал Блэйн, и опять почти поздно — надо было прийти раньше. Потому что, как только солнце скроется за горизонтом, наступит канун Дня всех святых.
Интересно, сколько паранормальных городов успели предупредить гамильтонцы, спросил себя Блэйн. Не исключено, что они успели куда больше, чем я даже могу предположить. Возможно, им повезло, возможно, и нет.
На ум ему вдруг пришел старик священник: «Перст божий обратился на тебя…»
Когда-нибудь мир оглянется назад, и ему станет стыдно за сегодняшнее сумасшествие — за слепоту, глупость, нетерпимость. Когда-нибудь мир станет честным и мудрым. Когда-нибудь паранормальных людей перестанут считать исчадием ада. Когда-нибудь исчезнет барьер, отделяющий их от «нормальных» людей, если таковы к тому времени еще останутся. Когда-нибудь станет ненужным «Фишхук». Может быть, даже Земля когда-нибудь станет ненужной.