Что-нибудь эдакое
Шрифт:
Речь эта была сложна, и Ронни уцепился за последнюю фразу.
— А что я могу сделать? Ну, пломбир. Ну, земляничный.
— Мало! Надо бы вишневый. Да я бы черным стал со стыда! И вообще, не в цвете дело. Дело в том, что ты разбил ей сердце. Она говорит, вы разошлись.
— Да, это правда.
Галли опять стукнул по зеленому сукну.
— Стол разобьешь, — предположил Ронни.
— К черту! — заорал Галли. — Какие столы! Я пришел сказать, что ты трус… и сноб…
— Что?!
— …и гад, — продолжал Галли, уподобившись краской
— Что-о-о?!
— Это про дочку Долли! Да она королю в жены годится, а не…
Перейти на личности ему не удалось. По столу стукнул Ронни.
— Что ты порешь? — заорал он. — Какие мамаши? Кто ее бросил? Я, что ли? Она! Она! Она!
— Конечно, чтобы тебя освободить. Разве она вцепится в человека, которому она в тягость?
— Это кто же такой? Я? В тягость! Нет, такого бреда…
— Ты что, еще любишь ее?
— Почему «еще»? Нет, почему «еще»? А ты что думал?!
Галли удивился:
— Тогда с какой стати ты похож на увечную лягушку? От жары? Дорогой мой, доживешь до моих лет, поймешь, что так рисковать нельзя. Тонкие, трепетные девицы разрывают помолвку буквально чуть что. Купила не ту шляпу… чулок порвался… съели всю яичницу. В общем, при малейшем поводе. Как слуги, их просто тронуть нельзя. Был у меня лакей… ладно, как-нибудь в другой раз. Так вот, их нельзя тронуть, а ты ходишь с таким видом. Она и решила, что ты ее разлюбил. Ну, слава Богу! Пойду объясню.
— Минутку!
— А, что?
Остановившись на полпути, Галли увидел, что племянник его напоминает факира, который впервые примостился на гвоздях и думает о том, не стоило ли избрать религию полегче.
— Боюсь, — сказал Ронни, — все не так просто.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты все перепутал. Сью меня не любит.
— Чепуха!
— Нет, не чепуха. Она любит Монти Бодкина.
— Что-о-о?!
— Они скоро поженятся.
— В жизни не слышал такой…
— Я ее не виню, — заверил Ронни. — Никто не виноват. Бывает. Влюбилась. Поехала в Лондон, чтобы с ним встретиться, устроила к дяде Кларенсу. Видишь? Не может без него жить. Вчера была с ним на крыше. А у него… — Ронни справился с голосом, — а у него на груди написано «Сью».
— Правда?
— Сам видел.
— Какая гадость! И больно к тому же. Я не слышал о татуировках с тех пор, как Джек Беллами…
Ронни поднял руку:
— Только не сейчас!
— Очень интересный случай.
— Позже, ладно?
— Ну хорошо. Понимаю, тебе не до этого. Просто старый Джек влюбился в Эсмеральду Паркинсон-Уиллоуби, наколол все это, только поджило — бамц! — влюбился в Мэй Тодд. Подождал бы… Ладно, позже. Так вот, дорогой мой, я никогда не считал тебя особенно умным, но купиться на такую чушь… это… это…
— Чушь?!
— Полную чушь. Давай разберемся. Предположим, она ездила в Лондон.
— Как это «предположим»? Мамаша их видела в кафе.
— Уж она увидит! Сестрица у меня… Прости, тебе она мать. Хотя моей сестрой она стала раньше. Так что она наплела?
— Она…
— Не надо. Сам узнаю. Теперь послушай меня. Никуда его Сью не устраивала. Она вообще от меня узнала, что он здесь служит. Очень расстроилась. Понимаешь, буквально в детстве они были помолвлены.
— Что?!
— Задолго до вашего знакомства. Недели две. Сейчас она испугалась, как бы он чего не брякнул, ты ведь у нас кретин, — и я посоветовал съездить предупредить его. Она поехала и предупредила. Они зашли в кафе. Как видишь, сплошной альтруизм, никаких мотивов, кроме твоего спокойствия. Может быть, это научит тебя не поддаваться самой мерзкой, самой дурацкой страс…
Ронни, глядевший на него в крайнем изумлении, спросил:
— Ты не врешь?
— Конечно, не вру. Если ты до сих пор не понял, что Сью — идеальное создание, а обижает ее как раз…
— Она была с ним на крыше!
— Ну и что? Я тоже бывал с тобой на крыше, но если ты думаешь, что ты мне нравишься… Да Монти вообще влюблен в другую! Он мне сам говорил, такая Гертруда Баттервик. Интересно, в родстве она с Лапой Баттервиком, который тыкал себе в лицо помадой, чтобы кредиторы решили, что у него…
Ронни застонал и задергался.
— Господи, что я натворил?!
— Да уж, не без того.
— Я негодяй!
— Это верно.
— Меня убить мало!
— Верно и это.
— Нет, такого…
— Хватит, — сказал Галли, — прибереги это для Сью. Сейчас я схожу за ней.
Действительно, через минуту он втащил Сью в бильярдную.
— Так, — властно сказал он. — Действуй. Ползай, лижи паркет, катайся кверху лапами. А я пойду побеседую с моими сестрицами.
Лицо его стало каменно-суровым.
— Ничего, — посулил он, — я им испорчу чай.
Проскакав по лестнице в той манере, какую осуждали его подагрические ровесники, он обнаружил в гостиной только леди Джулию. Она сидела в кресле, курила, листала журнал. Чай, который он думал испортить, уносили Бидж и лакеи.
— Ты опоздал, — сказала сестра. — Видишь, чай уносят.
— Чай! — воскликнул брат и какое-то время только дымился. — Ну, Джули, — начал он, когда закрылась дверь, — пришла нам пора побеседовать.
— Галли, какой тон! Что-нибудь случилось?
— Сама знаешь, — отвечал он. — Где Конни?
— Кажется, кому-то звонит.
— Что ж, начнем с тебя.
— Галли, что за…
— Отложи журнал!
— Пожалуйста.
Галахад подошел к камину и стал к нему спиной. Да, огня нет, но все же так вернее.
— Джули, — сказал он, — мне противно на тебя смотреть.
— Да? Почему же?
— Какого черта ты настраиваешь своего кретина против Сью?
— Ну что ты!
— А что ты тогда делаешь?
— Возможно, я ему намекнула, что глупо жениться на девушке, если она тебя не любит.