Шрифт:
Я начну эту историю с признания, с признания своей вины в том, что случилось, ведь теперь мне не страшно. Месть и страх не совместимы. Всегда приходится выбирать, и я выбираю месть: густую, тягучую, как смола, способную заполнить дыру в моей груди. Когда я закрываю глаза, даже на несколько секунд, передо мной тут же начинают мелькать лица, родные лица, улыбающиеся своими мертвецкими улыбками, и тогда я отчётливо понимаю, что вся моя жизнь – лишь цепочка сменяющих друг друга смертей. Но затем наступает момент облегчения, когда я больше не просыпаюсь среди ночи в ледяном поту, не вздрагиваю от каждого телефонного звонка, не молю Бога проявить хоть каплю милосердия и сохранить последнюю дорогую мне жизнь. Теперь мне не за кого молиться. И вот я захожу в церковь, шагаю прямо к алтарю, но не плачу. Нет, я не плачу. Ему
Но однажды мои молитвы были услышаны. Уж не знаю, кем: ангелом или бесом. Тому, которому не чуждо сострадание.
Всё оказалось очень просто. Месть – это не блюдо, а целый ужин из трёх блюд. На закуску – безумный сообщник. Основным блюдом – кипящая в венах ярость. И со всем этим немного поиграть на десерт.
Каждый, от президента до бродячего кота, наверняка слышал о новом ток-шоу на CBS: «Кто ты?» Оно появилось не так давно, пару месяцев назад, но уже успело пронестись какой-то волной настоящего безумия по всей стране и превратиться в самый успешный проект телеканала. Четыре игрока, один из которых – подставная утка. Минимум декораций, никакого гламура и хлопающей по команде аудитории. Минимализм во всей красе: слабоосвещённое помещение, вроде комнаты для допросов. Вместо ведущего – зловещий компьютерный голос. Создателям удалось подцепить публику на крючок: страх, вот чего не хватает людям. Всплеск адреналина, потные ладони – и всё это, сидя в кресле и поедая начос.
«Кто ты?» – не страшилка, вроде лабиринта ужасов, а, скорее, психологический триллер или русская рулетка. Только вместо пуль стреляют правдой. Кто и как добывает эту правду – вопрос на миллион, но именно благодаря ей из каждого выпуска получается настоящая сенсация. Учитель трахает студентов за оценки. Домохозяйка и мать четверых детей подрабатывает в «Киска хочет поболтать». С каждым разом таких историй становится всё больше и больше. Я называю это шоу кривым зеркалом. И мы наблюдаем за тем, как по другую сторону экрана участники пытаются в него заглянуть. Нам делается мерзко, тошно, смешно, досадно. Но уже завтра мы хотим занять их место, ведь ещё никогда победить не было так просто: миллион долларов тому, кто скажет правду. Ещё никогда победителей не было так мало.
Келли тоже хотела принять участие в этом шоу. Она переехала в Лос-Анджелес совсем недавно и ещё фонтанировала надеждами и мечтами. Мои мечты разбились в тот день, когда погибли родители. Это случилось много лет назад, но я до сих пор вижу перед собой их тела, такие бледные и умиротворённые, словно погружённые с глубокий сон. Их убили на веранде заднего двора. Когда они смотрели на звёзды…
Именно с них всё и началось. Цепочка смертей. Келли – последнее, что у меня было. И вот ей становится не по себе. Она говорит, что я не даю ей свободы, мешаю жить своей жизнью. И мне пришлось её отпустить. Она бредила Голливудом, считала, что там даже воздух особенный. Пока однажды с ней случилась беда. Беды порою случаются. Она рассказывала, проглатывая слова, плакала в трубку, в то время, как у меня шипело масло и подгорал стейк. Дело дрянь, а кусок мяса был отменный. Помню, злость разобрала при мысли, что он пропадёт. Тем вечером меня ждал прекрасный ужин, а следующим утром – весть о том, что Келли бросилась под автобус.
Мне оставалось только приехать и похоронить её, в одиночестве. А после напиться, мечтая захлебнуться своим горем, в том самом баре на Sunset Blvd., где она провела последние часы своей жизни.
Как сейчас вижу перед собой это шумную дыру с кучей едва стоящих на ногах девиц и устало улыбающимся барменом. Но во всём этом странным образом чувствовалась Келли: в отвратительном баханье, зовущимся музыкой, в пьяном веселье, в приторном запахе смешавшихся женских духов. Ей всегда нравилось то, чего мне было не понять. Она словно была там, со мной, сидела рядом, потягивала кровавую Мэри и гладила меня по щеке. Каково было моё удивление, когда место рядом со мной внезапно перестало пустовать. Его занял мужчина. Он обратился к бармену по имени и попросил плеснуть ему скотча. Затем неожиданно заговорил со мной:
– Алкоголь уже давно потерял для меня своё очарование, – мурлыкающе, словно хитрый кот, начал он, – однако, сегодня особый случай. Я не могу не выпить за Келли, да упокоится её душа на небесах! – запрокинул голову и устремил взгляд куда-то в потолок, словно обращался к повисшему над ним невидимому собеседнику. А затем осушил залпом весь стакан, поморщившись.
Заметив, что привлёк моё мнение, он продолжил:
– Неужели Келли ничего не рассказывала обо мне? – мужчина закачал головой – да, да, с чего бы ей рассказывать. Но знаете, она частенько сюда заходила по вечерам. Садилась за стойку, выпивала коктейль и уходила. Как будто выполняла ритуал – мужчина посмотрел на меня и улыбнулся, – зато она часто говорила о вас. Я знал, что вы придёте. Я ждал вас.
– Зачем? – в моём голосе прозвучало удивление.
– Догадываюсь, о чём вы сейчас думаете. Хотите понять, что мне от вас нужно, – мужчина замолчал, прищурившись и не сводя с меня взгляда, – я хочу вам помочь, – добавил.
Мои пальцы сжались вокруг стакана с виски. Мужчина подался вперёд и прошептал:
– Я помогу вам отомстить за бедняжку Келли.
– С чего вдруг?
Его бровь изогнулась:
– Хотите правду? Что ж, юлить я не люблю, так что слушайте. Дело в том, что мне скучно. Это в первую очередь. Ну, и, разумеется, очень жаль Келли. Только скука всё-таки сильнее жалости, – мужчина тяжело вздохнул, – хотя, поверьте мне, так было не всегда. Но именно об этом я и говорю. Если вы доведёте дело до конца, обещаю, не потребую от вас взамен ровным счётом ничего. Но если же захотите отступить, то я попрошу разделить со мной вечность.
Мои глаза округлились, а мужчина вдруг расхохотался:
– Что за шутки у вас идиотские.
– Это не шутки, не шутки, – он продолжал смеяться, и от его смеха волосы у меня на руках встали дыбом.
– Просто ваша реакция… это так забавно. Я проделываю такое не впервой, но всегда реакция одинаковая. Очень смешно, честное слово. А если серьёзно, то помощь свою я предлагаю только один раз.
Сумасшедший незнакомец предлагал мне отомстить за смерть Келли потому, что ему было скучно. И ещё, кажется, сказал «разделить со мною вечность». Сама ситуация казалась настолько абсурдной, что мне ничего не оставалось, как только согласиться.
Всё, что произошло далее, спустя три месяца после моей встречи с вампиром, я буду описывать от третьего лица, от безучастного лица. Ведь, как вы уже догадались, я и есть та самая подставная утка. У меня нет причин скрывать от вас своё имя. Но не в этом ли вся прелесть игры? Не для того ли вы смотрите её, открывши рот и нервно потирая взмокшие ладони? Чтобы услышать шокирующие откровения. Чтобы увидеть грязные разоблачения. Чтобы найти меня.
***
Четыре человека прибыли в огромный стеклянный дом, возвышающийся на одном из Голливудских холмов, ровно к семи часам вечера в субботу. Их доставили четыре чёрных автомобиля, любезно предоставленные организаторами игры.
Через десять минут игроки собрались в небольшой комнате с круглым чёрным столом в центре. Расселись по местам, друг напротив друга и с нескрываемым любопытством принялись осматриваться. Их лица освещались ярким белым светом прожекторов, встроенных в потолок над каждым из четырёх мест. Свет падал густым лучом, нацеленным на каждого участника таким образом, что все остальное пространство оказывалось погружённым в темноту. На столе перед игроком размещался компьютерный экран.
Устроившись в мягких кожаных креслах и немного привыкнув к необычному освещению, участники принялись жадно разглядывать друг друга. До начала игры любые контакты запрещались, однако, каждый излучал непоколебимую уверенность, пытаясь распознать подставного по дёргающемуся глазу, нервно раздувающимся ноздрям, вспотевшему лбу или самодовольной ухмылке. Сделать это оказалось не так-то просто: все выглядели подозрительно и явно нервничали.