Что уж, мы уж, раз уж, так уж...
Шрифт:
— Постираться надо. — Высказался Диоген.
— Искупнуться тоже не помешает. — Поддержал его Иван.
— Тогда сделаем так, — предложил витязь, — покормим ребятишек и уложим их спать. Потом поедим сами.
— Не мешало бы отметить нашу победу. — Вставил Никанор.
— Всенепременно. — Согласился витязь. — Потом помоемся и постираемся. Переночуем и утречком в путь. К вечеру в Москве будем.
План был одобрен бурными аплодисментами. Пока ребятишки ужинали, Никанор сбегал к печи и уговорил ее (уговорить любую печь может только первоклассный домовой) усыпить ребят так, чтобы на утро
Никанор, в это время, сервировал стол, а точнее поляну. Здесь было все, что необходимо для обмывания почти завершенной миссии, а так же для заедания этого обмывания.
— Ну, Никанор! — Брыня потер ладони. — Наливай! Сегодня не грех и попьянствовать.
Домовой кивнул и стал лихо разливать влагу по стаканам.
— А говорят, что русские деградируют от пьянства. — Ляпнуло эхо.
— И кто тебе это сказал? — Насторожился Никанор и перестал разливать.
— Два туриста, по пьяни проболтались. — Не стало скрывать эхо. — Они ужрались, потеряли свои рюкзаки и заблудились. И вот, один другому и сказал, что они от водки деградировали.
— Ну, и что с ними стало? — Никанор держал в руке бутылку, не зная, что с ней делать.
— А что с ними будет, в родных стенах-то? — Эхо выхватило из рук домового бутылку и осушило ее. — Проспались в муравейнике, а через пол версты нашли свои рюкзаки. Как говорится — жизнь налаживается. Вот они хохотали-то!
— Над чем хохотали? — Не понял Семен.
— Ну, над тем, что русские от водки деградируют. — Удивилось вопросу эхо.
— Фигня! — Изрек Брыня. — Я ее, родимую, сколько веков пью, и ничего. Деградировать можно только от потери чувства меры. Порой человек и не знает, что он уже деградировал. Вроде бы миллиардер, вроде бы в десятке самых богатых в мире, а ничего человеческого у него уже и не осталось. Или дорвался до власти, и понесло. Стоит перед телекамерой во всем с иголочки, а уже гнилой. А бывает и вовсе курьезная вещь. От большого ума, исконно русские слова запрещают, и вместо них, вводят иностранные. Эта деградация от пьяного зачатия.
— Ну, и что делать будем? — Спросил Никанор.
— Жить, как жили. — Ответил витязь. — Давай, разливай. Выпьем за умеренность.
Никанор стал разливать, доверившись витязю. Небольшая заминка вышла с Горынычем. Он требовал раздачу напитков по головам, а эхо считало, что это надо делать по желудкам. Домовой предложил компромисс: Дракону три стакана, а эхо получает целую бутылку. Остальные разбирали закуску по своим тарелкам, поглядывая на печь, на которой спали дети. Никому не хотелось, чтобы ребятишки смотрели, как пьют взрослые.
— А что ты там говорил про запрет русских слов? — Спросил Никанор у Брыни, когда выпили за чувство меры.
— Давай, наливай. — Махнул рукой витязь, закусывая квашеной капустой. — Ты, вот, спрашиваешь, что за слова? Обыкновенные, исконно русские слова. Их, вдруг, объявили матерными, и заменили на литературные.
— Не понял? — Сидор даже перестал жевать репу.
— Ну, — стал объяснять Брыня, — к примеру, ты хочешь кого-то послать или позвать, а по-русски это делать нехорошо.
— А я считаю, что очень даже хорошо! — Возразил Сидор.
— Нельзя. — Развел руками витязь. — Надо заменить на литературное слово.
— А какое слово? — Насторожился Диоген.
— Давайте сначала выпьем. — Предложил Никанор. — Чтобы литературное слово прижилось.
Друзья согласились и с радостью обмыли будущее слово.
— Называй свое слово. — Потребовал Сидор, закусывая зеленым лучком.
— Пенис.
Друзья уставились на Брыню, переваривая услышанное.
— А, вообще-то, прикольно! — Прервал молчание Диоген.
Все недоуменно уставились на гнома. Тот покрутил головой, увидел банку бычков в томате, сложил из пальцев фигу и ткнул ею в банку.
— На, тебе, стерлинговый фунт мелочью! — С чувством произнес он.
Никанор поперхнулся и стал кашлять, разбрызгивая на присутствующих, мякоть пареной репы.
— И что это было? — Спросил Иван у гнома. — При чем здесь английская валюта?
— Так ведь, в фунте сто пенисов. — Растерялся Диоген.
— В фунте, — учительским тоном заметил Иван, — сто пенсов.
— Вань, — откашлялся Никанор, — не придирайся по мелочам. Когда ты говоришь: "Полный песец", ты же не имеешь в виду жирную лису из тундры.
— А у нас, на зоне, — подал голос Сидор, — «петух» не имеет ничего общего с птицей.
— А у меня, как-то Акулина, ездила с Колькой в Мухосранск в больницу. — Вклинился в разговор Брыня. — Так и не пошла к врачу. Говорит, что там, в больнице, одни педиатры.
— Ни фига! — Удивился Диоген. — Это же, как козел в огороде!
— А за козла ответишь! — Сидор стал подниматься.
— Я не про тебя. — Успокоил его Диоген. — Передай лучше капустки.
— Эхо передаст. — Кивнул головой Сидор и сел на место.
— Кто передаст? — Взвилось эхо. — Я передаст? Да ты сам…
— А ну, молчать всем!!! — Рявкнул Брыня и испуганно посмотрел на печь. Дети спа ли как младенцы. Он перешел на шепот. — А то по ушам…
Он налил себе водки и выпил в гордом одиночестве. Никто не пошевелился, а только облизнулись. Витязь занюхал рукавом.
— Давай, Никанор, наливай. — Кивнул он. — Выпьем с горя.
— А что за горе? — Поинтересовался Никанор.
— Деградировали мы. — С горечью в голосе произнес витязь. — Потеряли чувство меры в своей смекалке. В орфографический словарь глянешь, а там, растуды твою в кило печенья, сплошной мат-перемат. Нам не только по-русски говорить нельзя, а даже на фарси надо запретить.
Друзья с жалостью смотрели на своего богатыря. Сердце разрывалось от его вида.
— Зря ты так убиваешься, Добрынюшка. — Стал успокаивать Горыныч. — Человек давно деградировал, и ничего, живет, не тужит. Какие умы, — он поднял вверх коготь, — без мозгов живут. Золотой запас страны, в бумажных долларах копят. Потенциальной золе молятся как благородному металлу.
— Да! — Подтвердил Семен. — Мужики в гаражах рассказывали, что есть такие президенты, которые в прямом эфире, галстуки жрут. Осталось еще руку в рот засунуть и слюни пускать.