Что за силы проявляют личность в истории?

Сама по себе цивилизация homo sapiens конечна, раз она имеет начало. И это начало было положено в эпоху преобразования первобытнообщинных образований в более крупные структуры разного типа, но с одной общей особенностью – правом частной собственности. Эти, поначалу племенные сообщества, объединяясь, постепенно преобразовывались в государства, структура и функции которых затем изменялись в сторону усложнения.

Основные задачи государства, раз в их основе лежало право частной собственности, заключались в защите собственников от обделенных ею, а также в собственном развитии, без которого в условиях конкуренции государство

могло быть поглощено более сильными соседями.

Как нам уже известно, большая часть государств нынешней цивилизации прошла этапы рабовладения, феодализма и капитализма.

Кто же или что тянуло эти государства вперед – от варварства к высотам технологии и культуры?

Если обратиться к самому началу нынешней цивилизации, то в умах людей перед таинственными и превосходящими их силы возможностями природы царило сознание того, что ими управляют некие силы через собственных представителей в лице правителей, жрецов или героев.

На стадии рабовладения эти мифологические представления о потусторонних вершителях судеб людей дополнились соображениями о возможности существенного влияния отдельных представителей человеческого рода на изменения жизни сообществ, к которым уже остальные граждане относили наиболее энергичных и самодеятельных персон, хорошо знакомых им.

Однако в эпоху средневековья место этих граждан-личностей заняли в основном монархи и приближенные к ним, которые, якобы, движимые божественным промыслом, знали, куда надо идти обществу.

В дальнейшем именно это представление трансформировалось в атеистическом обществе в свою противоположность – признание ведущей роли в истории личностей.

С приходом капитализма с его формальным уравниванием прав личностей, уничтожением сословий ведущая роль личности в истории вполне естественно сместилась с властителей на простых смертных, отличавшихся, тем не менее, героическим складом духа, который позволял им активно и эффективно противодействовать захватчикам и защищать народ от угнетателей.

Этот героический склад духа британский писатель, историк и философ Томас Карлейль отнес к интеллектуальности. На этом основании он стал проповедовать культ героев: «… всемирная история, история того, что человек совершил в этом мире, есть, по моему разумению, в сущности, история великих людей, потрудившихся здесь, на земле. Они, эти великие люди, были вождями человечества, воспитателями, образцами и, в широком смысле, творцами всего того, что вся масса людей вообще стремилась осуществить то, чего она хотела достигнуть. Всё, содеянное в этом мире, представляет, в сущности, внешний материальный результат, практическую реализацию и воплощение мыслей, принадлежавших великим людям, посланным в наш мир» [1, с. 7].

Развивая свои идеи о роли героев в изменении мира в историческом плане на основе интеллектуализма, Карлейль, опять же, вполне естественно для себя, утверждает, что повышением интеллектуального уровня, то есть воспитанием и образованием на примерах великих людей, можно любого человека сделать героем: «Полный мир героев вместо целого мира глупцов… – вот чего мы добиваемся! Мы со своей стороны отбросим всё низкое и лживое; тогда мы можем надеяться, что нами будет управлять благородство и правда, но не раньше… Ты и я, друг мой, можем в этом отменно глупом свете быть, каждый из нас, не глупцом, а героем, если захотим» [2, с. 38-39].

Таким

образом, Карлейль, объединяя героев с вождями и пророками, полагает, что миром управляют именно они, а массы часто лишь орудие в их руках.

Удивительно, но факт, то, что Карлейль не заметил или не захотел замечать принадлежность к власти отнюдь не героев и пророков, а всего лишь дорвавшихся до нее энергичных, неглупых и безнравственных проходимцев.

Однако, как известно из истории, герои и пророки на деле не стремятся управлять миром – они всего лишь эпизодически пытаются соответственно спасти его от последствий ошибок или глупости правителей, или направить на путь, который кажется им истинным, а не властвовать или управлять.

В противовес подобным воззрениям британского философа, Лев Толстой считал великих людей лишь орудиями провидения, рабами истории: «Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершённый поступок, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, тем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка… Царь есть раб истории. История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей» [3].

Толстой, как и Карлейль, занимает крайнюю позицию в отношении роли личности в истории, но, с другой стороны. И это неудивительно. Если признать, что человек играет роль, то его можно рассматривать с позиции слабости или силы этой роли.

Вполне естественно, что проблема личности в истории не могла не найти и средний между этими двумя позициями взгляд на нее.

Примером такого взгляда являются формулировка его Х. Раппопортом. Он осторожно заявляет, что вопрос о личности в истории допускает «…комбинацию или примирение субъективной и объективной точек зрения. Личность есть как причина, так и продукт исторического развития…» [4, с. 47].

Подобный перебор возможных вариантов роли личности в истории наталкивает на мысль, что приведенные авторы этих трех очевидных подходов оказались не в состоянии «добраться» до того последнего слоя той глубины, на котором находится истинный движитель исторического процесса, ограничившись лежащими на поверхности решениями этой проблемы.

Все эти подходы по-своему оправданы по внешнему результату их непосредственного проявления на тех или иных этапах исторического развития, но эти авторы не ответили на главный вопрос, что скрывается за этими в общем-то очевидными силами, будь то самодеятельность личности или предопределенность поступка личности?

Надо полагать, что ответ можно найти в отличии сознания человека и его сообществ от сознания высших представителей животного мира – приматов.

Геном шимпанзе совпадает с геномом человека на 99%, но за десятки миллионов лет эти приматы так и не перешли от адаптивного существования в условиях дикой природы к изменению этой природы по собственному разумению, а гоминидам в течение двух миллионов лет это удалось, что и проявилось в создании ими уже в облике homo sapiens сравнительно недавно цивилизации, основанной на праве собственности.