Чтобы люди помнили

Раззаков Федор Ибатович

«„Директор“ Салтыкова. Ещё одно вырождение какой-то традиции нашего кино. Доведение до абсурда и историко-революционных, и романа-биографии.

Тут и „Гран-при“ или „Адские водители“, и вестерн, и „Свадьба в Малиновке“. На дурака, про дурака, для дураков — так, что ли?

Режиссёр не без таланта, но то же азербайджанское безобразие, как „Взрыв будет на рассвете“ — так, кажется, называлась та халтура, что я смотрел в Усть-Нарве…

Польза от таких фильмов одна: понимаешь — так не было.

Как же было на деле? Пробег в Каракумах, история Лихачёва и т.п. Хочется прочитать книгу об этом не по шуточкам, песням и побасенкам о механиках-водителях,

а от знающих, не лгущих людей…

Цветной фильм. Бесконечно поют романс и танцуют. Для чего? А как иначе наберёшь две серии?..»

Читая эти строки, невольно задаёшь себе вопрос: каким бы получился фильм, если бы в нём снялся Е. Урбанский?

Анатолий Папанов

Анатолий Дмитриевич Папанов родился 30 октября 1922 года в городе Вязьма в рабочей семье. Его родители: Дмитрий Филиппович и Елена Болеславовна. Кроме сына Анатолия, в семье Папановых был ещё один ребёнок — младшая дочь Нина.

Прожив несколько лет в Вязьме, семья Папановых перебралась в Москву, в дом, который стоял рядом с хлебозаводом. Местность эта называлась Малые Кочки. В столице Елена Болеславовна устроилась работать шляпницей-модисткой в ателье, Дмитрий Филиппович — завскладом. Что касается нашего героя, то он здесь пошёл в первый класс средней школы. В классе 8-м увлёкся театром и поступил в школьный драмкружок. В 1939 году, окончив школу, пошёл работать литейщиком в ремонтные мастерские 2-го. Московского шарикоподшипникового завода. Но так как мечта о сценической деятельности уже крепко засела в его сознании, Папанов вскоре записался в театральную студию при заводе «Каучук». Отмечу, что в те годы это была известная студия, драматический коллектив которой прославился, получив первое место на Всесоюзном смотре художественной самодеятельности за прекрасно поставленную комедию Шекспира «Укрощение строптивой».

Помимо игры в студии Папанов довольно часто появлялся в коридорах «Мосфильма», снимаясь в массовке самых разных картин. На его счету было участие в таких фильмах, как «Суворов», «Минин и Пожарский», «Степан Разин», «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году» и других. А потом случилось происшествие, которое едва не сломало жизнь Папанову. Было это в 1941 году.

В один из дней кто-то из рабочих его бригады совершил кражу: вынес с территории завода несколько строительных деталей. В те времена подобное каралось жестоко. На завод приехала милиция и арестовала всю бригаду, в том числе и Папанова. Всех их посадили в Бутырку. Допросы вёл умудрённый опытом следователь, который не отличался чрезмерной кровожадностью. Вызвав на допрос нашего героя, он, видимо, сразу понял, что этот наивный юноша вряд ли причастен к краже. Поэтому на девятые сутки он распорядился отпустить Папанова из-под ареста.

Между тем, вернувшись домой, наш герой тут же попал под горячую руку своего отца. Тот не стал ни в чём разбираться, подошёл к сыну и ударом кулака свалил его с ног. В своём рвении наказать сына отец явно переусердствовал: он не рассчитал силу удара, и Папанову пришлось в течение нескольких недель проваляться дома. А через три месяца началась война. Далее послушаем рассказ самого Папанова:

«Я попал на передовую юношей, лишь год назад окончившим школу. Мои ровесники вынесли на своих хрупких плечах огромную ношу. Но мы верили в победу, жили этой верой, испытывая ненависть к врагу. Перед нами был великий пример Чапаева, Павки Корчагина, героев фильма „Мы из Кронштадта“, по нескольку раз виденных фильмов о Максиме, „Семеро смелых“. Искусство кино воздействовало на нас неотразимо…

Мы спорили, строили планы, мечтали, но многие мои товарищи погибли на моих глазах. Разве забыть, как после двух с половиной часов боя от сорока двух человек осталось тринадцать?..»

В начале 1942 года едва не погиб и сам Папанов. Во время одного из боёв на Юго-Западном фронте рядом с ним разорвался снаряд. К счастью, несколько осколков просвистели у него над головой и только один из них угодил ему в ногу. Однако ранение было тяжёлым. После него Папанов около полугода провалялся в госпитале под Махачкалой и в конце концов с 3-й группой инвалидности был комиссован из армии.

Вернувшись в Москву в октябре 1942 года, Папанов подал документы в Государственный институт театрального искусства им. А. Луначарского. Художественным руководителем института в те годы был народный артист СССР Михаил Тарханов, который и решил судьбу нашего героя. Прежде чем принять Папанова в институт, Тарханов спросил: «Но сможешь ли ты ходить без палки? Ведь актёр не должен хромать». Папанов ответил: «Смогу». Да так уверенно, что сомнений в честности его ответа ни у кого не возникло. Его приняли на актёрский факультет ГИТИСа, в мастерскую артистов МХАТа М. Орловой и В. Орлова. Именно там наш герой познакомился со своей будущей женой — Надеждой Каратаевой. Далее послушаем её собственный рассказ:

«Мы с Толей должны были в этой жизни встретиться обязательно. Оба мы — москвичи, он жил на Малых Кочках, а я рядом — на Пироговке. Даже какое-то время в одной школе учились, но он раньше меня, и поэтому мы не знали друг друга…

Перед самой войной, в 1941 году, я поступила в ГИТИС на актёрский факультет. Списки принятых в институт вывесили как раз 22 июня, поэтому учиться мне тогда не пришлось. Педагоги эвакуировались, а я решила уйти на фронт. Окончила курсы медсестёр и устроилась работать в санитарный поезд. Работала два года. В 1943 году мой поезд расформировали, и меня отпустили на учёбу в ГИТИС. Вот тогда я и увидела впервые Анатолия Дмитриевича. Он был в линялой гимнастёрке, с нашивками ранений, с палочкой. Он хромал после ранения в стопу. У него не было двух пальцев на ноге…

Сначала у нас с Толей были просто приятельские отношения: мы жили рядом, вместе ездили на трамвае домой. Ездили, разговаривали — так это всё и завязалось.

Роман наш с Анатолием Дмитриевичем начался во время летних студенческих каникул, когда мы поехали от райкома комсомола на обслуживание воинских частей в Куйбышев. Потом мы вернулись в Москву, и я сказала маме: „Я, наверное, выйду замуж“.

Толя тогда был худой, шея тонкая. Я ходила к нему домой, он меня познакомил со своей мамой. Жили они бедно, и сказать, что он выгодный жених, было бы неправдой. Единственное, на нашем курсе он был первым учеником.

Я, признаюсь, была довольно симпатичной девушкой. У меня была коса, и все говорили, что я красавица в русском стиле. И вот я как-то маме говорю: „Я тебя познакомлю с парнем, за которого хочу выйти замуж“. Он к нам пришёл, посидели, потом я его проводила до двери — у нас был такой длинный коридор. Вернулась в комнату и спрашиваю: „Мама, ну как?“ Она говорит: „Дочка, ну вообще-то он, наверное, хороший парень, только что-то не очень красивый“. Это вызвало у неё сомнение: вроде дочка в театральном учится, там, как она считала, одни красавцы, а она вдруг выбрала себе такого, не очень… Я ей говорю: „Мама, он такой талантливый, такой интересный человек!“ Она: „Всё-всё-всё, я не возражаю“.