Чуб земли. Туланский детектив
Шрифт:
— Да, ничего себе почтовый ящик, — уважительно говорит Макс.
За столом воцаряется молчание.
— Только не пытайся убедить себя, что совершенно
— Да я и не… Ну да, разок попробовал, ничего не вышло, — вздыхает тот. — Конечно, я хочу увидеть Джуффина. И конечно, напишу ему открытку. Ты так замечательно описывала искреннее удивление на его физиономии, что мне стало завидно. Тоже хочу на такое чудо поглядеть… Где у тебя открытки, Франк?
— Там, на полке, за стойкой целая пачка валяется. Только учти, бесплатно я их не раздаю. Взамен годится любая мелочь из твоего кармана или пуговица — да хоть шнурок от ботинка, все равно что. Мне можешь не показывать, на стойке стоит пестрая шкатулка в форме птицы, туда и бросай. Считай, это вместо подписи, чтобы было ясно, от кого приглашение.
— Ага, — говорит Макс. — Ага… хорошо, да… нашел. Сейчас, сейчас… Ну вот, сделано. Надо же, какая картинка дурацкая, ну просто специально для Джуффина!
Он возвращается с открыткой, на которой изображена драка каких-то пушистых зверьков неопределенной породы. Не то собаки, не то лисята, не то и вовсе меховые драконы. Пишет что-то на чистой стороне — всего несколько слов. Триша умирает от любопытства, но стесняется спросить, что именно. Ну и ладно.
— Все, что я слышал от вас обоих об этом господине, позволяет предположить, что завтра у нас будет прекрасный вечер, — мечтательно говорит Франк. — Если, конечно, это самое «завтра» хоть когда-нибудь наступит. Но как раз это, по счастью, в моих руках.
Он переворачивает свои песочные часы, а потом и вовсе убирает их со стола, прячет в ящик старомодного дубового комода. Время — так кажется Трише — с облегчением вздыхает и начинает течь. Сперва оно течет быстрее обычного, бурно, подвывая, как заблудившийся под кухонным столом уличный ветер, искрится секундами, жгучими, будто все они — самые последние. Ну в точности ручей, прорвавший самодельную запруду!
Но потом время успокаивается, позволяет событиям течь своим чередом, ночной птице — стучать клювом в окно, облакам — разлетаться в клочья, выпуская на волю почти полную луну, а людям, собравшимся в «Кофейной гуще», — сладко зевать, в последний раз за вечер раскуривать свои трубки и, сонно щурясь, обсуждать, кому сколько требуется пледов и что подавать к завтраку.