Чудес не бывает, или Возможно всё. Книга вторая

Письменская Полина

Шрам, похожий на мумию фараона, на ее плече уже почти потерял очертания, а очертания человеческого зародыша на груди, где была четкая информация о том возрасте, когда должно свершиться чудо, стали просто бледно-розовыми тенями, готовыми вот-вот исчезнуть с поверхности кожи. Тело было наполнено удивительно силой и радостью, которой не было даже в детстве, потому что женщина болела и печалилась слишком часто, чтобы быть счастливой. Нет, ее, несомненно, было не узнать! Хотя, конечно, при желании…

Глаза были очень знакомы, но во взгляде что-то изменилось, он стал одновременно дерзким, молодым и пронзительным. Надо было учиться смотреть этими

глазами на окружающих. На кого? Ведь уже две недели она выходила из дома только поздно вечером, когда темнело, чтобы прогуляться со своим молодым человеком, зайти в магазин, где их никто не мог бы узнать, и не дай бог, не попасться на глаза соседям. Как она сможет теперь навестить своего отца, который помнит ее зрелой женщиной? А при проверке документов никто не поверит, что она показывает свой паспорт, а не паспорт своей дочери! Придется менять паспорт, менять место жительства, менять все!

… С этими мыслями она стояла перед зеркалом, где ее отражение говорило о чуде, но окружающий мир с угрозой навис над всем этим волшебством, потому что был не способен принять того, что стало очевидно.

«Что же теперь будет? – думала она. – Как тяжело осознавать, что твой прорыв за пределы всеобщей ограниченности не может порадовать почти никого… Хорошо, что у меня есть мой друг и учитель, с которым мы пустились в это путешествие, и он тоже стал молодым. Поэтому мне есть с кем поговорить и с кем жить дальше. Но если бы он все-таки помолодел чуть позже, у нас не было бы столько проблем… Стоп! Саморефлексия так недостойна в этот момент, когда наши планы совпали с планами Силы. Нет! Если возможно такое, то возможно все!»

***

Первосвященник въехал в город. На соборной площади в нервозной толпе пронеслось гулкое эхо. Полицейские кордоны стояли на всех перекрестках центральных улиц, и обозленные таксисты объездными путями везли своих клиентов. Диспетчеры таксофирм не учитывали увеличившегося расстояния, т.к. оплата за рейс была зафиксирована тарифом по обычному маршруту.

Толпа на площади гудела и пялилась в большой экран, установленный за несколько дней до приезда первосвященника. Войсковые подразделения готовились вступить на брущатку, где вот-вот должно было начаться действо с военным парадом и массовым гуляньем. Хоровые и танцевальные коллективы в праздничных костюмах, дрожа то ли от волнения, то ли от холода, прятались за деревянной сценой, сколоченной для выступления.

Алиса ехала в такси через всклокоченный город, чтобы заплатить за свет, который ей отключили без всякого предупреждения вчера утром. В конторе абонентского отдела, где она вносила свой платеж, она увидела плачущую старушку, которая не могла разобраться с квитанциями, которые ей требовалось оплатить. Она жаловалась на плохое зрение и просила служащую ей помочь.

– Как же вы мне все надоели! – стонала служащая и отворачивалась от старушки, едва сдерживаясь, чтобы не выругаться.

После этого, все же получив какие-то указания от служащей, бабуля направилась к дверям. Алиса, с контролируемым ужасом смотрела на происходящее, ожидая своей очереди в кассу.

Другая женщина в черном, подойдя к соседнему окошку и подав бумаги, стала объяснять, что из-за нервного перенапряжения в результате гибели внучки, не может разобраться, сколько надо заплатить. Снова служащая принялась ее отчитывать с плохо скрываемым гневом.

Когда очередь дошла до Алисы, девушка в кассе сказала, что ей надо

идти в другую контору, чтобы доплатить там за подключение света еще одну приличную сумму, которой Алиса не располагала. Но делать было нечего, и Алиса направилась туда, чтобы узнать точную сумму платежа.

Над улицами города, несмотря на теплый осенний день, нависла какая-то незримая туча. Пройдя мимо соборной площади, Алиса испытала нервную дрожь, и настроение ее стало еще хуже.

Дойдя наконец до второй конторы, она уцепилась за что-то внутри себя, что помогло ей не впасть в отчаяние. Войдя в помещение, она не смогла удержать тяжелую дверь, и та с грохотом закрылась, произведя некое подобие взрыва в обстановке тревожной тишины, в которой служащие внимали речи первосвященника по телевизору. Алиса извинилась и протянула бумагу мужчине, который посмотрел на нее вопросительным взглядом.

– Вы знаете, сколько вам придется платить за подключение?! – спросил он.

– В такой святой день… ходят тут… – пробормотала женщина, сидящая рядом с ним, не сводя глаз с экрана. – Вам же не могли отключить свет без предупреждения!

Когда Алиса попыталась сказать, что именно так и было, женщина разозлилась еще больше. Услышав сумму платежа, Алиса поняла, что таких денег у нее сейчас нет, и, не в силах больше противостоять натиску несчастий, чуть не плача, отправилась домой.

Дома ее ждал размороженный холодильник, где вот уже вторые сутки пропадали немногочисленные продукты, и сумрачная комната, где спал пьяный муж. Алиса вошла и стала выкрикивать ему какие-то претензии. Она кричала, что больше не может выдерживать этого. Что ему наплевать на ее проблемы, и она должна все делать сама…

***

Генри лежал в постели, храпел и стонал, мучимый каким-то тяжелым сном. Временами его дыхание прерывалось сильным кашлем. Иногда он дергался и менял положение тела. Было около двенадцати часов ночи. Алиса не спала, т.к. зачиталась книгой об устройстве мироздания. Ее мысли в последнее время были захвачены новой информацией, которую они с Генри получали из Источника, а также трансформацией тела, которая усилилась в последнее время.

Занятая поиском новых связующих звеньев в этой информации и событиях, Алиса никак не отреагировала на беспокойный сон мужа, лишь пару раз взглянув на спящего, и не решившись тревожить его, чтобы избавить от стонов или храпа. Но вдруг он перестал храпеть и кашлять, и произнес очень четкую фразу на непонятном языке, и Алиса замерла от удивления. Глаза его оставались закрытыми, он спал. Дыхания было почти неслышно, так что казалось, что он даже не спит. Каждый звук произнесенной им фразы был четко слышен и различим. Голос Генри звучал торжественно и отрешенно. Алиса лежала, пытаясь осмыслить происшедшее, и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить лежащего рядом Генри. Да и был ли он сам собой в эту минуту?

Сказанное им звучало примерно так: «Вэ цхеу кэту ротокум». Через минуту-другую раздалось еще одно: «Эу донт Ое», причем последнее слово было произнесено как-то по-особому. Алиса решилась подняться, чтобы записать услышанное, и за это время Генри произнес еще две фразы, которые она не успела запомнить. Когда она взяла ручку и листок бумаги, Генри произнес:

– Фо ступен кэту.

Фразы следовали одна за другой с небольшими паузами.

– Эш тер хаузе.

– Эш хурет тэва.

После этого Генри резко сел на кровати, потом лег и опять застонал.