Чудеса специальным рейсом (сборник)
Шрифт:
Раздраженный крик взбешенного немца с той стороны: «Ма-ри-я?! Мария ля-ля-ля!!! Тра-та-та, Мария!!!» – уже воспринимает как ругательство. В Германии в который раз бросили трубку. Зюнька разрыдался.
Умная мысль приходит мудрому Блазу: сосед Вася с Украины рассказывал, что в Германии в армии служил, три месяца, он-то должен немецкий знать, хоть чуть-чуть… Ну?!
Блаз с Зюней рысью – к соседям. Пока разбудили-распихали, пока привели Васю, пока объяснили, было уже около часу ночи.
– Ты точно знаешь немецкий?
– Ну та кое-шо
– А ну давай, скажи чего-нибудь…
– Ну… Натюрлих…
– Ага! – Зюня оживился. – А то, ты понимаешь, я его спрашиваю, дон де ста Мария, а он ни черта ни понимает, он мне по-немецки… Понимаешь? Я ему – дон де ста Мария, сволочь ты такая… А он опять, паразит такой. Я ему – ты только скажи, дон де ста Мария, и все! А он… А я – дон де ста Мария…
– А чего ж, – кивает Вася, которому гостеприимно уже налили.
– Ну давай, я набираю номер, а ты быстро-быстро спрашивай у этого фашиста, где Мария. Пока он трубку не бросил, ладно?
– Яволь, – благодушно отвечает еще сонный, но уже хмельной Вася.
Опять набирается злополучный номер телефона. Оттуда уже явная брань, продолжительная и многоступенчатая. Ваське быстро суют трубку. Затаили дыхание… Нависли над телефоном, ждут… Вот-вот, сейчас узнаем про Марию… Вот… Сейчас-сейчас… Ну?!
Вася, выпучив глаза, секунду слушает, а потом орет во все горло:
– Дон! Де! Ста! Мария?! Дон де ста Мария?! Дон де ста Мария?!
Могучий хохот заглушил каркающие крики немца: «Полицай!!! Тра-та-та! Полицай!!! Тра-та-та! Полицай!!!»
Больше не звонили. Потому что уже рассвело и все поехали на работу.
Ну Мария в этот же день позвонила сама, из дому, как почувствовала. Говорит, новая власть, работу дома пообещали… Говорят, теперь все будет по-другому… Давай, говорит, и ты, Зюня, возвращайся… Домой…
Теперь все будет по-другому… Так обещают…
Ну Зюня и не поехал. Раз обещают…
Ночь полнолуния в замке Дэмбероу
– Джентльмены, закурим? – он откинулся в кресле и закурил.
Вы и не догадываетесь даже, где можно счастье встретить. Я вот свое встретил в подвале. Да, в подвале замка Дэмбероу. Фиона… Шотландка… Актриса… Сколько ждал ее… Сколько искал…
Вы ведь наверняка знаете, джентльмены, что юной девушке трудно найти место в театре. Можно, конечно, таскать канделябры, пока приму театра, лет тридцать игравшую Джульетту, не переведут наконец на Гертруду или леди Макбет, если потянет. А тут уже и девушка увяла, и возраст шеи, и рыхлость чувств. И торчит бедная дева до старости статисткой на заднем плане, народ изображая.
Нет, Фиона, или Фи, как называют ее близкие, не стала ждать места в Королевском театре и поехала по объявлению к нам в Нортумберленд, на север Англии.
Главреж театра «Модерн», он же завпост, он же звукорежиссер и осветитель, он же ведущий актер на ролях героев-любовников, он же сам себе кофе подает в раскладушку, которая тут же в театре и стоит, узкоплечий сутулый невнятный юноша с седой косичкой по имени Майкл, оглядел мою Фи, этот бутон, эту надежду культуры британской, и предложил разделить с ней свою раскладушку.
– Ты – красавица рыжая шотландка. Я – опытный мудрый усталый путник. Это ничего, что на лбу моем гениальном пять морщин продольных, как стан нотный. Открой его ключом скрипичным и пиши мелодию нашей любви.
Это на раскладушке, значит. В пыльной гримуборной.
Окинула она его взглядом холодным, как метель. Он затрепетал и спросил:
– Ну?
– Фи! – сказала Фи.
Ноу! – сказала Фи.
Невер! – сказала Фи.
– Ноу так ноу, – вяло согласился Майкл и склочным голосом проворчал: – Тогда вон! Бездарь!
Вот так она попала к нам, в отель «Дэмбероу». Американцы этот замок средневековый купили и в одном крыле музей открыли, в другом – отель. Для любителей острых ощущений. Вот последнего-то как раз и не хватало. То ли привидения наши с прежними хозяевами переехали, то ли реставраторы их напугали…
Контракт Фи предусматривал работу семь дней в месяц, в полнолуние. Выход – по последнему удару часов в гостиной, в полночь. Так мы и познакомились. Работали, в отличие от других привидений, вдвоем. Фи в сером платье с бурыми пятнами на груди – леди Дэмбероу, убитая мужем из ревности. И я – лорд Дэмбероу, в отчаянии заколовший сам себя. Резвились мы: стенали, выли, цепями бренчали, свет гасили, скрипели ставнями – придумывали каждый раз что-нибудь новенькое. Гости были довольны. И Фи была счастлива. Только обида на Майкла не давала ей покоя. Понять можно – она ведь из старинного клана Вудов, честь превыше всего: мести хотела. Я все и придумал.
Как-то ночью вдвоем мы пробрались в его театр. Спал он на своей раскладушке и выглядел непотребно. Девица полуодетая с визгом выскочила, он глаза открыл, а тут мы, прозрачные, в своих нарядах ветхих тюдоровских. Ах, джентльмены, зрителя не было! Свистящий шепот Фи под мои-то качественные стоны – Сара Бернар! Это были гнев и ярость всех убиенных героев шекспировских. Вот, мол, лицемер, валяешься на раскладушке, еще башмаков не стоптал, в коих юную деву совращал, а уже другую охмурил морщинами своими пыльными.
А потом она, дитя мое, склонила головку и грустно так:
– Прощай навек, коварный!
А тут и я, как репетировали. Выхватываю меч – выходи, говорю, ловелас, на открытый бой на рыцарский! И вжик мечом над его макушкой. Куда там! Герой-любовник от страха приседал и жмурился, скулил и плакал, повторяя:
– Невермор! Невермор! Невермор! Больше не буду никогда!
Исчезли мы, когда ничтожество это под одеяло с головой забралось.
Как радовалась любовь моя, Фиона Абигайль Вуд, как сверкали глаза ее цвета старого эля! Рассвет застал нас в подвале замка, на скамье каменной. Слагали мы песни о любви и распевали их тихонько.