Чудеса специальным рейсом (сборник)
Шрифт:
– Пава! – кричала с балкона несчастная Ева. – Вытряхнись, Пава! Ты же увесь у Рублях.
Ну тут уже соседи проявляли недовольство: кому понравится чужое благосостояние? Писали анонимки, и если честно – было про что. Про Еву.
И теперь Ева. Так, Ева. Она окончила цирковое училище. Отделение эксцентрики. И, конечно, сначала работала в литейном цеху нашего авиационного завода и делала плуги. И этими плугами Ева обеспечивала Кубу. Но вы же не забывайте про Евино образование. Вскоре она уже стала работать почти по специальности. Гнать самогон из томатной пасты. В лаборатории завода. А так, по мелочам, штамповала на том секретном, всем Черновцам известном ракетном станке ТСП-753 дробь 79 крышки для закруток.
И спрошу я вас: что, они плохо жили? Ну да, Ева выпивала по чуть-чуть от нервов. Бывало, шлепнет – и теряет челюсть. Но это ничего. У нее было две. Одна запасная. Та потеряется. Эта найдется. Пава очень огорчался и иногда говорил ей:
– Ева-Ева…
Ничего. Зато она хорошо зарабатывала. И Пава тоже, в профсоюзе там кем-то. Списки проверял. И еще числился матросом-спасателем на Пруту. Старшим. Нет, ради бога, плавать он не умел. Боялся. Я про воду же говорила.
А теперь скажите: почему этот суд? И почему они, Пава и Ева, разводятся на старости лет?! Когда уже надо держаться вместе и на всякий случай где-то поблизости иметь стакан воды. Чтоб подать. Конечно, можно одному бросить пить, а другому начать мыться. Но бывают разве люди без недостатков? Они говорят – хотят пожить по-человечески. Нет, вы послушайте, они хотят пожить… по-человечески… Ай, дураки-дураки… Вот дураки… Такая пара… Такая пара…
Схватка
Зюня Горецкий был хитер. Но Зюнин тесть Серапион был в тысячу раз хитрее. Даже еще больше. Он был хитрый, как инквизитор. Зюня тут недавно читал в журнале, как инквизиторы людям не в глаза смотрели, а наоборот – в переносицу! Ты-то думаешь, он такой искренний, душевный, тебе в зеркало души. Ан нет! Вот так и Зюнин тесть Серапион. Усталым голоском – уезжаю, говорит. В кои веки путевку горящую в Ялту предложили.
– А машина, Серапион?! Я ж ее сам чиню. И красил недавно. А? Машину-то оставь мне, – просит Зюня. – Машина же нужна. Нюсю, жену, на дачу возить и вообще. Да мало ли… Когда машина есть.
А Серапион промеж Зюниных глаз уставился и отвечает уклончиво:
– Я ее в гараж поставил, чтоб не заржавела. А ключи я тебе, Зюня, отдам. Когда уезжать буду. А сейчас полежу. Что-то полежать мне охота.
Полежал. А ночью и удрал! Проснулся Зюня – и нет моей кисочки. Ни вещичек его, ни записочки. А тем более ключей от гаража и автомобиля. Весь дом перерыли – нету. Хорошо, Нюся Зюнина знала, в каком санатории Серапион отдыхать будет. От ратных дел. Дали телеграмму. Срочную. «Где ключи, Серапион?» А тот, ну подлец! Обратно им телеграмму, что такой гражданин Серапион Михайлович Марусик тут совсем и не проживает вовсе. Нет, ну видели?! Дурочку включил Серапион. Он не проживает, голландец летучий!
Милиционер у Зюни был знакомый. Говорит, а мы его по своим каналам. Зюня по спецканалу: батя, ключи где? А то совсем уже! Тут Серапион и объявился. Пришло от него: мол, не скажу, машина моя. А то хуже будет! Не дам, и все!
Ах ты происк жадный! Но Зюня же тоже хитрый. Спокойно идет на телеграф и дает еще одну телеграмму: «Батя, в Черновцах ливни. Твою машину залило. Чтоб знал!»
Вот тут запаниковал Серапион. Но не до конца. Дает еще одну телеграмму: «Вызывайте Прозапаса. Пусть подтвердит, что залило».
Прозапас – Серапионов друг. Троллейбусный контролер. И не пьет! Правильно Серапион все рассчитал. Но то место в жизни еще есть всегда. Зюня ночью стал ведра с водой таскать и поливать Серапионов гараж со всех сторон. Даже на крышу залез и оттуда лил для убедительности.
Наутро пришел Прозапас. И что занятно, совсем не удивился, что годовой уровень осадков выпал за одну ночь на отдельно взятый гараж. Ну и правильно! Его послали проверить гараж Серапиона? Так он и проверил. Подтвердил. А на другие гаражи он и не смотрел. Был потрясен разрушениями, нанесенными стихией. А уж соседи жалели! Так жалели! Зюня еле дождался, чтоб все удивляться перестали и ушли. Тогда он мигом на телеграф – и молнию: «Прозапас подтверждает. Соседи тоже. Особенно баба Тося Перемыкайлиха».
Сдался Серапион. Знал, что перехитрил его Зюня. Доказать не мог. Ладно, написал, иди к Кравцам, скажи: «Серапион сказал, вы знаете, что делать».
Зюня поехал. Далеко, по жаре, на Клокучку. Там собаки его чуть не съели. Пришел к Кравцам, сказал пароль. Кравчиха сняла с гвоздика ключи и отдала. Так просто. После всего. Сняла с гвоздика и отдала. Еще и зевнула. На погоду, наверное.
Ехал Зюня назад и думал: где ж ты, моя жизнь молодая спортивная? И еще думал. Что пора свою машину покупать. Красную. И чтоб тестю не давать. И так ему эта мысль понравилась, что двухчасовая дорога домой короткой показалась. Шел он к гаражу. И не спешил. А куда спешить? Машина-то вот она, под руками. Еще с соседями поговорил. А потом так, вроде нехотя, гараж открыл. А там… Ах ты!!! А вот тебе, Зюня, компот с помидорами, два мешка. Привет от Серапиона! Гараж – пустой!!! А на стене мелом: «Ну, я поехал! А тебе, Зюнька, машину не дам! Понял? Так что давай! Ехай автобусом!»
Мужские слезы
Если не торопиться и все сначала, то позвоните в приемную дирекции Черновицкой макаронной фабрики. И ответит вам голос нежный, вкрадчивый, обволакивающий, сладкий. Секс-по-телефону рядом не лежал, не валялся. «Ал-л-ле-у… Черновицкое-акционерное-предприятие– по-производству-макаронных-изделий-слу-у-у-ша-ет!» И все сразу бегут туда. Посмотреть – кто! Кто она, гейша, гетера с голосом многообещающим? Кто?!
А там Гутта Сергеевна… Такая женщина… Красавица, конечно… Но… Статую Свободы видели когда-нибудь? По телевизору? Забудьте. А бокс? Нет, не женский. Смотрите? Вот! Она как Кличко! Причем оба. Вот такая. Но сентиментальна. Как крокодил. Чуть что, глаза ее огромные голубые слезами наполняются. Особенно когда музыку «Эммануэль» слушает. Или песню Иглесиаса: мол, я тебе просто звоню, чтоб сказать: «Ай лав ю». Гутта подпевает и ревмя ревет. Но при этом Гутта из породы женщин бойцовых. Две в одной.
Бывают же дамы… Подарки судьбы. Но кто вам сказал, что Гутта – подарок? Нет. Потому что счастливой быть не умеет. Совсем. Спрашивается, разве может Гутта быть счастливой, если муж ее вместо обещанной шубы покупает кузов для автомобиля!
А и действительно, к чему Гутте шуба? Ну да, обещал. Ну да, примеряла. И что? Она же в этой шубе как йети, снежный человек. А кузов… это же кузов!
А Гутта, хотя на работе и сладкоголоса, дома может вопить, как буревестник. Черной молнии подобный.
– Куда? На что я надену этот твой кузов?! – верещит Гутта.
Тут она права. На что бы ни надела она этот кузов, везде он будет мал. Тесен в груди, плечах, бедрах, коленях.
Ну что, поняли, отчего слезы? Правильно. Подозрительность.
Все, оказывается, очень просто и понятно. Муж Миша к Гутте интерес потерял. Мрачен, угрюм стал… В молодости он Гутту, хоть и как два Кличко, на руках носил. И щедр был, как султан. Подарки дарил. Проигрыватель «Рига», вазу напольную керамическую, портрет Есенина… И такой однажды момент был… Такой романтичный… Гутта, когда рассказывает подругам, всегда плачет от избытка чувств. Как-то пришла Гутта к Мише, на улицу Стасенко, 38, где он с мамой жил. А мама уехала в санаторий. А Миша подхватил ее, Гутту, на руки – и понес! Нес, нес… Сквозь одну дверь пронес. Сквозь другую… Стремительно так… И все под музыку. «Реквием» Моцарта. Мишка же музыку очень любит. И вот уж спальня… Последние двери. И не рассчитал Миша от счастья или еще из-за чего-то там – и бахнул он Гутту головой об косяк. Вот. Как романтично!