Чудища из-за миров[СИ]
Шрифт:
Парадокс. Потерял свой багаж, но тащил чужой. Воин скалил зубы из слоновой кости и поблёскивал коралловыми глазками. Аль злорадно пугнул им ребёнка, путавшегося в ногах у проходящих. Дитя громко расплакалось. Бледная девочка обернулась и посмотрела на Аля так укоризненно, что ему стало неловко.
Оказалось, что на улице дождь. А вдобавок ещё и движение толпы, суета, сигналы машин. Аль растерянно дождался остальных пассажиров и поплёлся за ними. Наняли такси. Сидел стиснутый между дамой из Африки и лыжником (или, по крайней мере, владельцем так неуместных сейчас лыж). На коленях — чёрная скульптура. Из вежливости
Запотевшие окна. Забитые машинами улицы. Чёрный воин, выглядывающий из пакета, с интересом смотрел в окно. В первый раз был в таком большом городе. Аля раздражало поразительно живое выражение лица этой мёртвой деревяшки. Он торопливо подтянул пакет и закрыл воину лицо. Спустя мгновение сообразил, что воспринимает скульптуру, как живого человека, которого, к тому же, немного боится. Так, как всегда боялся искусственной руки или шокировала его челюсть в стакане с водой.
Остановились возле гостиницы. Аль поставил пакет возле чемоданов дамы из Африки. Регистрация и расходимся по номерам. Наконец-то — спать. Душ и — спать!
— Спокойной ночи, спасибо, — все улыбаются, все милые, довольные, что переночуют за счёт авиакомпании, что всё ещё находятся на огромном эскалаторе, пересылающем людей с одного края света на другой.
— Эй, вы забыли ваш багаж! — женский голос за спиной.
Тогда и начался этот нелепый спор.
Он пытался объясниться, доказывал, что взял пакет из кипы её вещей, но и она, и бледная девочка, и лыжник, и прочие смотрели на него удивлённо и, почему-то, с жалостью.
— Я носил пакет, потому что думал, что он ваш… хотел помочь…
— Нет, — возразила дама из Африки.
— Но свой багаж я потерял, и, кроме того, я не лечу из Африки, — повысил голос почти до визга. — Никогда там не был и никогда там не буду! Потому что… боюсь скорпионов, — добавил многозначительно. — Думал, что это ваше имущество и потому взял там, в аэропорту, хотел быть вежливым! — начал кричать. — Просто вежливым, вам ясно?!
— Большое спасибо за помощь, но эта скульптура не наша. Правда, Соня?
— Да…
Наступило неловкое молчание.
— Может быть, на скульптуре или в пакете есть какой-нибудь номер, визитная карточка или бирка? — предположил лыжник.
Вытащили чёрного воина из пакета. Оказался завёрнутым в упаковочную бумагу, крепко обвязанным верёвкой, верхняя часть упаковки, там, где была голова, оказалась разорванной. И никаких признаков ярлыков или прочих признаков, чтобы найти хозяина.
— Но должен же быть багажный номер! — не унимался Аль. — Я его видел, когда брал пакет в руки.
— В такой толчее и суете оторвался и потерялся, — философски сказала жена лыжника. — Ведь потерялся же ваш багаж? Завтра в аэропорту отдадите пакет служащим, и пусть они разбираются.
Дама из Африки доброжелательно улыбалась. Бледная девочка внимательно и напряжённо смотрела на Аля. Все ждали, а он размышлял над глупой ситуацией, в которой оказался. Деревянный воин лежал на боку печальный и заброшенный.
Вдруг Аль поднял пакет со скульптурой, взял его в охапку, сказал остальным:
— Спокойной ночи, — и пошёл к лифту.
Кто-то из персонала гостиницы спросил его:
— Вам помочь?
Отмахнулся:
— Мне уже ничего не поможет!
Двери лифта закрылись, и только тогда увидел в зеркале своё лицо, запавшие, красные глаза, трёхдневную щетину, взъерошенные волосы, а рядом — скалящего в улыбке белые зубы воина.
"Я сплю или мне это кажется? Вместо собственных, так заботливо уложенных костюмов, рубашек, ботинок — тащу что-то жуткое".
Что-то? Что-то, что было чем-то или кем-то — и пугало его до отвращения.
Двадцать восьмой этаж. Лифт остановился. Аль почему-то вспомнил, как при выходе из здания аэропорта фотоэлемент дверей не отреагировал на скульптуру у него в руках, и ему пришлось ткнуть в двери ногой, чтобы они раздвинулись. Решил проверить, как будут реагировать на воина двери лифта. Никак. Тяжёлую, твёрдую, как металл, скульптуру фотоэлементы не замечали, будто она была из паутины. Аль шагнул вперёд, держа скульптуру за спиной: двери выпустили его на этаж и с силой сомкнулись на чёрной скалящейся голове, так что посыпались белые зубы. Должен был, как в аэропорту, толкнуть двери ногой, чтобы освободить скульптуру из капкана и собрать осколки слоновой кости в карман. Когда шёл по коридору, почувствовал, что на лбу у него выступили капли пота.
В комнате поставил скульптуру на столик в углу и снял плащ и пиджак. Что-то не давало ему покоя. Посмотрел в угол: керамическая ваза на столике рядом с чёрным воином отбрасывала на стену тень, как и любой другой предмет на её месте. Но у скульптуры тени не было!
Вернулся к выключателю и погасил свет: в комнате стало темно, но в углу, на столике светился африканский воин. Отблески с улицы? Нет, жалюзи плотно закрыты. Аль гасил и зажигал свет раз десять подряд. Потом с размаху сел на кровать и допил виски. Вытащил из кармана брюк обломки зубов и швырнул в чёрную, свирепую физиономию. Потом включил телевизор, бездумно переключал каналы, чертыхаясь на рекламу, выключил… и тогда на стене, за спиной скульптуры начался повторный телепоказ. Беззвучно, но быстро и аккуратно повторялись все эпизоды, которые мелькали только что на погасшем экране. Казались странно туманными, как будто Аль смотрел на них сквозь толщу воды.
В панике он швырнул в угол бутылку. Чёрного воина не задела, зато разбила висевшее выше зеркало. Посыпались осколки.
Аль схватил телефон на тумбочке у двери.
— Администратор? — сейчас расскажет ему обо всём.
С ужасом смотрел, как упавший на пол чёрный деревянный воин показывает рекламу зубной пасты.
— Администратор слушает.
— Нет, извините. Ошибся…
Смотрел рекламу и машинально цыкнул. Да, сегодня зубы не чистил. Хмуро посмотрел на своё лицо в осколке зеркала и оскалил зубы. Тут же поймал себя на мысли, что сходит с ума, и испугался, а воин, между тем, начал показ вестерна, который Аль смотрел ещё по ту сторону океана.
"Это сон. Это… должен быть сон! Я всё ещё лечу над Атлантикой и в полусне вижу какой-то фильм, а где-то в салоне плачет ребёнок. За окном тихо гудят двигатели самолёта".
Вздохнул с облегчением и в первый раз улыбнулся стюардессе.
С этой улыбкой его и обнаружила горничная. Был белый, как мел, бледный до прозрачности. Всё ещё в плаще и шляпе сидел на кровати и выглядел, как включённый телевизор, когда уже нет никаких передач. Вызванный администратор с тревогой потряс его за плечо, и он соскользнул на пол медленно и беззвучно, как будто почти ничего не весил.