Чудны дела твои, Господи!
Шрифт:
…Слабое сердце, удар – все это возможно. Но накануне в дом старого директора забрался вор. Или не вор, а неизвестно кто, и собака не лаяла. А в день похорон меня чуть не убили в этом прекрасном, ухоженном, дивном провинциальном музее. Как связаны смерть Анны Львовны и все эти события? И вообще, связаны они или нет?..
– Что вы там хотите разглядеть, Андрей Ильич?
– У кого есть ключи от служебного входа?
– В каком смысле?!
Боголюбов вздохнул.
– В прямом. У кого ключи?
Саша
– У всех. А как же иначе? У нас штат крохотный, вдруг кто заболеет или в отпуске? У меня есть ключ, у Нины, у Аси Хромовой. Даже у Василия есть на всякий случай!
– Кто такой Василий?
– Сторож наш! Он же истопник. Вы его еще не видели, он в прошлую пятницу запил… некстати.
– Он алкоголик? И у него есть ключи от музея?!
– Андрей Ильич, поймите правильно! Он хоть и пьющий, но честнейший человек, правда! Кристальный! И у него обязательно должны быть ключи, потому что сигнализация иногда сама по себе срабатывает, а старый директор про нее вообще забывал! Группа приезжает, и как быть, если у сторожа ключей нет?..
– Не знаю, – буркнул Боголюбов. – Я только знаю, что здесь у вас ценностей на многие миллионы.
– Так у нас охранная сигнализация новейшая!
– Кто имеет право снимать музей с новейшей сигнализации? Только не надо уточнять, в каком смысле!
Саша, как раз собиравшийся уточнить, моргнул.
– Да мы все имеем, Андрей Ильич, – ответил он виновато. – У кого ключи, тот и с сигнализации снимает. Нет, бабушки-смотрительницы права не имеют, конечно, а мы…
– Кто вчера снимал?
Боголюбов был уверен, что сейчас Иванушкин дрогнет и выдаст себя – если знает, конечно!.. – и он поймет, врет Саша или нет. Андрей был уверен, что врет Саша плохо, неумело.
– Вчера похороны были, – сказал Иванушкин. – Здесь не было никого. Никто не снимал.
Боголюбов точно знал, что снимали, да еще как!..
– А почему вы спрашиваете? Похороны, да еще и понедельник, никого здесь не могло быть!
– Это очень просто проверить, – сказал Боголюбов. – Позвонить в охрану, и они скажут.
– Можно и позвонить, – легко согласился Саша, – только не было в музее никого. Все пошли на кладбище, а потом на поминки.
Боголюбов еще посмотрел на стену с портретами, широкими шагами направился к высоким дверям и распахнул их. Нина с той стороны отпрыгнула и чуть не упала.
– Вы вчера не снимали музей с охраны? – вежливо спросил Боголюбов.
Нина с ненавистью смотрела на него.
– Я вчера похоронила любимого учителя и близкого человека, – выпалила она ему в лицо. – И если бы вы не прикатили, она была бы жива и здорова!
– Нина!.. – одернул ее Саша.
– А ты выслуживайся, выслуживайся! Может, к майским праздникам премию выпишут за лизоблюдство!.. И ты еще пару полотен вверх ногами повесишь!
Она повернулась и побежала по белому залу с колоннами. При виде колонн Боголюбова затошнило.
Он поднялся на второй этаж и уставился в окно на клумбу, похожую на бело-голубое облако.
– Извините ее, Андрей Ильич. На самом деле никто не думает, что вы виноваты…
– В каком смысле? – уточнил Боголюбов. – На самом деле все думают, что как раз я виноват! Где картина, которую преподнес Анне Львовне писатель?
– Я не знаю, – ответил Саша с изумлением. – Должно быть, у нее дома.
– Я хочу взглянуть на портрет.
– Зачем?!
Боголюбов усмехнулся.
– Из эстетического интереса, Саша! Это можно устроить?
– Не знаю, Андрей Ильич. Анна Львовна жила одна, пока сын не приедет, к ней в дом заходить нельзя, наверное…
– У вас есть ключи? Или у кого они есть? У всех, как водится?..
– У меня нет, – твердо сказал Саша. – Может быть, у Нины или у Алексея Степановича! А у меня нет.
– Кто такой Алексей Степанович?
– Сперанский, писатель!
– Да, да, – согласился Боголюбов, глядя в окно. – Знаменитый, я вспомнил.
Длинная черная тень прочертила клумбу с первоцветами, мрачная фигура выступила на свет. Боголюбов сорвался с места и побежал по лестнице вниз, чуть не падая на ковровой дорожке.
– Андрей Ильич, вы куда?!
Боголюбов выскочил на площадь перед музеем, зажмурился от солнца и вбежал в распахнутые чугунные ворота. Убогая – как же ее зовут?! – неторопливо обходила цветочное облако.
– Постойте!
Она оглянулась и остановилась. Боголюбов подбежал. От резких движений колотило в висках, и голова как будто опять немного треснула.
– Как вы вчера сюда попали? Я видел вас в окно! Ворота были закрыты, калитка тоже! Как вы прошли?
Убогая постояла немного и двинулась дальше. Боголюбов схватил ее за руку.
– Вы не понимаете меня? Как вы вчера здесь оказались?
– Андрей Ильич, – выговорил подбежавший Саша, – что случилось?
– Вот это, – убогая нагнулась и потрогала нежные лепестки, – мышиные слезы. А это крокусы. Кудрявчики – гиацинты. Беленькие – подснежники. А тюльпанов еще нет. Тюльпаны только пролезают.
– Я вчера вас здесь видел. Как вы попали в парк?..
– Уезжай, – равнодушно сказала убогая. – Может, еще успеешь.
И скорой походкой двинулась в сторону темневших на ярком солнце деревьев. Боголюбов двинулся было за ней, но Саша его удержал.
– Что вы, Андрей Ильич? Она не в себе!
– Насколько не в себе? Вчера она здесь разгуливала, а ворота и калитка были заперты! С той стороны бетонный забор с колючкой, а с другой лес и речка! Как она попала в парк?
– С чего вы взяли, что она попала!