Чудо для тебя
Шрифт:
…А в доме — везде она. В шкафу ее одежда, на туалетном столике — ее косметика, запах ее духов, ее тапочки у кровати. Веня входит в комнату следом за ним.
— Мы с Маргаритой Викторовной не стали ничего трогать. Кажется… ты сам должен решить, как жить дальше.
И как же? Убрать все ее вещи или жить в часовне ее памяти, в окружении ее вещей, но без нее? Ее здесь нет, но она повсюду. Нет, лишь ее призрак.
— Я здесь жить не буду. Закрою эту комнату, пусть здесь все так и будет. Я не могу об этом думать. Буду жить в гостевой. Это наша комната, а ее здесь нет.
— Хорошо. — Вениамин кивнул и вышел.
…Алексей
Илья молча прижимается к отцу, тихо плачет.
— О, если бы небу угодно было, чтобы рок, унесший тебя, постиг нас обоих! — шепчет Алексей одну из «Эпитафий на Лионских гробницах» Гиро.
— Папа? — Сын испуганно смотрит на него. — Мама… там?
Дрожащая ручка в красной перчаточке показывает на могильную плиту.
— Нет, сынок, мама на небе, смотрит на нас.
— А что тут?
— Здесь просто место, где мы вспоминаем ее, просто память.
— А мама не вернется больше?
— Нет. Но она все равно тебя любит, она с тобой. «Но не со мной». Вера в Бога так хрупка. Почему Он забрал ее?
Память ребенка коротка, плохое прошлое забывается, остается только будущее. Илья вспоминает маму с грустью, но уже не тоскует так отчаянно. Жизнь пятилетнего мальчика полна событиями, полна любовью отца, и бабушки, и дяди Вени. А жизнь отца Ильи замкнулась на сыне и работе. Так холодно кругом — и снежная зима, и новый серебристый «мерседес», и гостевая спальня, и одинокая постель. Осталась лишь работа. Работа дотемна, до изнеможения, до чугунной усталости. Перехватить очередной проект у «МедиаПро», лишить их денег, отомстить. Иррациональная ненависть — ведь, может, и не они всему виной. Но так легко — иметь врага перед глазами. Череда удачных проектов, победы, достижения… Снег тает за окном, но не в душе. Прозрачная, немая отстраненность.
Алексей закрыл Живой Журнал Тагира от постороннего взгляда сразу, как вышел из больницы. Закрыл дневник и душу. Хоть Веня и пытался вызвать его на откровенность, Алексей предпочитал молчать. Тоска и страх выливались в строки, лишь только в призрачные строки электронного дневника.
Снег таял, весна вступала в силу, теплом уже дышали и лес, и небо, когда у Алексея вдруг кончился завод. Силы утекали, дышать, думать и работать становилось все тяжелей.
— Алекс, ты плохо выглядишь. Может, тебе стоит съездить в теплые края? Да и Илью вывезти тоже не помешало бы. — Веня почти бегал по кабинету Тагирова в «Тайлере». — Ты же не железный.
— Все в порядке, правда. — Алексей вяло отнекивался, борясь с тошнотой. — Кажется, что-то не то съел за обедом.
— В таком случае, ты уже давно ешь что-то не то. Краше в гроб кладут, чем ты сейчас смотришься.
— В гроб… — Алексей постучал ручкой по столу. — Не преувеличивай.
Голова опять отчаянно разболелась, он пошарил в ящике стола, нашел седалгин и запил таблетку кофе.
— Запивать «колеса» кофе — гениальная идея.
— Спасибо. — Головная боль отступила, подернулась дымкой. — Зато помогает. Не волнуйся, я просто не выспался.
— Ладно, поехали домой. Илья велел нам сегодня приехать вдвоем, и пораньше. У него какие-то планы грандиозные.
— А… — После кофе во рту пересохло, да и затошнило сильней. — Поехали тогда на твоем «фольксе», «мерс» оставлю здесь, нечего бензин жечь.
Алексей встал с кресла и покачнулся — голова болеть перестала, но кружилась все сильней.
— Не уверен, что ты сейчас способен рулить, — встревоженно констатировал Веня, придержав друга под локоток. — Может, тебе доку показаться?
— Глупости, — отрезал Алексей и решительно направился на выход.
Они уже подъезжали к Тимоново, когда в машине вдруг стало нестерпимо душно.
— Вень, покрути там климат-контроль, что-то жарко очень.
— Все нормально, на двадцать стоит, — Старыгин обеспокоенно взглянул на друга. — Что-то не так?
— Все в порядке, просто… — он не успел договорить. Вдруг стало очень темно, будто бы солнце погасло, голос Вениамина доносился издалека, воздух куда-то исчез. Все будто оказалось под водой: тягучие звуки, медленные движения, все колышется и плывет. На секунду удается вынырнуть, вдохнуть, но воздух колет изнутри тысячами раскаленных игл. Шум крови в ушах, как при погружении в глубину.
— Алекс… Алекс… Алекс… — Голос Старыгина уплывает.
И тут сердце замерло… и разорвалось. «Маша…»
Опять больница, опять Веня дремлет в кресле. Старыгин замечает, что он очнулся, и зовет врача.
— Доктор, это был инфаркт? — Горло пересохло, а в остальном все нормально, ничего не болит.
— Понимаете… Сердечный приступ был, но это не самое плохое.
— Да? — Алексей не может представить, что может быть хуже этого.
— Плохо то, что вызвало этот приступ.
Алексей сразу же внутренне расслабился — сейчас начнется моралитэ: надо беречь себя, надо больше отдыхать…
— Спасибо, доктор, все ясно.
— Алекс, выслушай его, пожалуйста. — Веня выглядел так, будто кто-то умер. Опять.
— Понимаете, Алексей Васильевич, вы осенью потеряли почку.
«Как будто об этом можно забыть. Тоже мне новость».
— Я продолжу, — доктор вздохнул и продолжил: — Сердечный приступ вызвала хроническая почечная недостаточность. Ваша единственная почка может отказать.
Алексей ошеломленно уставился в потолок.
— Алекс, ты слышишь? — Веня тронул его за руку.
— Да, слышу. Все хорошо.
— Да что же тут хорошего? — Доктор взглянул на пациента, как на сумасшедшего. — Если вы продолжите работать на износ — вы умрете. Очень скоро. Без почек не живут, понимаете?
Алексей промолчал.
— Доктор, но что-то же можно сделать? — Веня беспокоился о друге больше, чем он сам.
— Все зашло уже очень далеко, болезнь запущенна. Мы можем попробовать сделать гемодиализ и перевести господина Тагирова на щадящий режим и диету, это может помочь. Но велика вероятность того, что болезнь будет прогрессировать и диализ будет требоваться все чаще и чаще, в итоге почка все равно откажет, тем более что ей приходится справляться с двойной нагрузкой. Организм больного вообще очень ослаблен. Прогноз неутешительный. В перспективе может потребоваться пересадка почки.