Чудо в аббатстве
Шрифт:
— Разве знание языков сделает меня герцогиней? Все твои мудрые изречения и затертые цитаты! К чему они? Это только повторение того, что кто-то сказал раньше!
Она была великолепна в седле: при виде ее в зеленой амазонке, в шляпе с зеленым пером поднималось настроение, как если бы вы вдруг увидели цветущие колокольчики, неясно мерцающие под деревьями, или услышали первый крик кукушки. Думаю, другие чувствовали то же самое. Люди всегда оборачивались, чтобы посмотреть на нее, но Кейт делала вид, что не замечает эти взгляды, хотя по тому, как она держит голову и тайно
Она любила танцевать, делала это с природной грацией, которая приводила в восторг нашего учителя танцев; она самостоятельно выучилась играть на лютне, и ее игра более впечатляла, чем мои пьесы в нужном тоне и ритме. Кейт выделялась во всем, будь это в Рождество, когда мы собирали остролист и плющ и украшали большой зал, или в Майский день, когда мы смотрели танцы сельских жителей вокруг украшенного дерева. Когда устраивался бал, она танцевала до упаду, и мои родители, думаю, не прочь были бы побранить ее, но она так очаровывала их, как и всех других, что вскоре они аплодировали ей вместе с остальными. Она любила наряжаться, как Робин Гуд, а я становилась девицей Марион Я всегда должна была играть вторые роли Слуги смеялись и качали головами, а Кезая говорила, хрипло хихикая:
— Подождите… только подождите, когда госпожа Кейт подрастет…
Я теперь имела больше свободы, чем до ее приезда. Родители мои, кажется, поняли, что они не могут баловать меня вечно, но иногда, когда Кейт была рядом, я ловила на себе взгляд отца, он улыбался, и эта улыбка говорила мне, что я всегда буду его любимицей, и никто, каким бы красивым и завлекательным он ни казался, не может изгнать меня из его сердца.
Кейт узнала о смерти кардинала и выдала мне свою версию происшедшего.
— Это все из-за страсти короля к Анне Болейн. Он хочет обладать ею, но она говорит: «Нет, вашей любовницей я не буду, а вашей женой я не могу быть». А это показывает, какая она умная.
Кейт вскинула руки, как бы ограждая себя от настойчивого возлюбленного. Она была Анной Болейн. В этот момент я видела, что она размышляла, достаточно ли хорош герцог в качестве будущего мужа. Почему бы ей не выйти замуж за короля?
— А что же королева? — спросила я. Кейт скривила губы:
— Она старая и уже некрасивая. И она не может родить королю сына.
— А почему?
— Что почему, идиотка? Почему она некрасива? Потому что она старая, а это ужасно — быть старой. Почему она не может дать ему сына? Я не могу тебе этого объяснить. Ты еще слишком мала, чтобы понять.
Когда Кейт чего-нибудь не знала сама, ее любимым объяснением была ссылка на то, что я слишком мала. Я сказала ей об этом, но в результате она стала делать это еще чаще.
Она продолжала:
— Кардинал пытался остановить короля. Глупый! Поэтому… он умер.
— Король убил его?
— В некотором роде. Старый брат Иоан говорил твоему отцу, что кардинал умер от разрыва сердца.
— Как ужасно!
Я подумала о том дне, когда я видела их на барке рядом, смеющимися.
— Он не должен был надоедать королю. Кардинал был глуп, поэтому его сердце разорвалось. Король собирается развестись с королевой, тогда он сможет жениться на Анне Болейн и у них будет сын, который в свое время станет королем. Все очень просто.
Я сказала, что мне это не кажется таким простым.
— Потому, что ты слишком мала, чтобы понять. Но что я поняла и чего не понимала она — это перемены, происшедшие в нашем доме с тех пор, как умер кардинал. Уныние нависло над ним. Отец часто бывал печальным и, когда я говорила с ним, улыбался, прижимал меня к груди, как в старые дни, но я чувствовала, что веселость его была искусственной. Он казался сверхосторожным, а когда мы обедали, я чувствовала, что он прислушивался, будто ожидал какого-нибудь гонца с недоброй вестью.
К нам часто приезжали друзья и присоединялась к нам за столом. У отца было много знакомых и среди судейских, и при дворе. Во время их визитов разговор за столом становился оживленным, а когда гости выпивали достаточно вина, которым угощал их отец, они часто говорили о делах государства, чаще всего о «тайном деле короля». Я заметила, как блестели глаза Кейт, когда заговаривали об этом; один раз отец сказал:
— Помните, друзья, тайна короля принадлежит ему, и поэтому мы не должны ее обсуждать, тем более судить о ней.
Слова отца отрезвили всех, и я заметила, как они украдкой оглядывались и соглашались, что действительно это тайна короля и его подданные не должны подвергать сомнению королевские решения.
Да, все было непросто.
Но брат Иоан и брат Яков беспокоились больше всех. Они часто приходили посидеть с отцом, поговорить с ним. Я была уже слишком большой, чтобы свернуться у него на коленях и слушать. Кейт они не интересовали. Она с отвращением морщила свой носик и говорила:
— Монахи. Глупые старики, которые живут в монастырях, часами стоят на коленях и молятся. У них, наверное, очень болят колени. У меня в церкви болят колени. Они живут на хлебе и воде и всегда говорят Богу, какие они грешники, как будто Он сам не знает! Они носят волосяные рубашки. Фу! Я люблю шелк, атлас, золотые ткани. Когда я вырасту, я всегда буду носить шитые золотом одежды, а может, как ты думаешь, серебряная ткань подойдет мне больше?
Я не знала, о чем брат Иоан и брат Яков говорили с моим отцом, но я была уверена, что их беседа была полна дурных предчувствий, в ней не было непринужденности.
Вскоре Кейт развеяла мои страхи. Жизнь для нее была игрой. И должна стать таковой для меня, так считала она, Кейт. Она многое разузнала. Она сказала мне, что Джим, главный конюший, у которого были жена и шестеро детей — они жили в небольшом домике на наших землях, — тайком уходил в лес, чтобы встретиться с Бесс, одной из горничных, и она видела, как они лежали в папоротнике.
— Ну и что она собирается делать? — спросила я. Скажет ли моему отцу или жене Джима? Кейт прищурилась:
— Я никому не скажу, только тебе… а ты не в счет. Я просто запомню. Это будет полезно, когда я захочу воспользоваться этим. — Потом она рассмеялась.