Чудо-яблочко
Шрифт:
— Сами знаем, что класть, чего не класть. Убирайся с глаз моих, да поживее!
Во второй раз обидела княгиня Фатимат, и девушка крепко затаила в сердце новую обиду, «Погоди, гордая, погоди, злая! Время придет — за все отплачу!» — приговаривала она про себя.
Велела княгиня служанкам готовить бахсыму. И они ее заквасили, и они ее вскипятили, и они ее процедили… Только приправ никаких не положили.
Князь вернулся из похода жив-здоров, и княгиня на радостях подала богатое угощение. Поставили перед гостями и кувшины с бахсымой. Слово привета сам князь
До того разгневался князь, что хотел княгиню убить, да друзья удержали.
— Кто же это, умная ты женщина, научил тебя бахсыму без приправ варить? — спросил князь, грозно сверкая глазами. — Как смела ты опозорить меня перед гостями?!
— Помилуй, — вскричала княгиня. — Обманули меня… В тот день, как ты в поход ушел, прибежала ко мне какая-то девушка, сказала, ты велел сварить бахсыму без приправ. Лучше б мне сквозь землю провалиться, чем видеть, как ты гневаешься.
Вот так отплатила Фатимат княгине за первую ее обиду: выставила перед людьми на посмешище.
Ну, а что же дальше-то было?
Приказал князь народ скликать. И велел привезти на главную площадь аула большой-пребольшой камень.
— Эй, вы все! Слушайте! — сказал князь. — С тех пор, как я себя помню, никто не посмел меня обмануть или оскорбить. А теперь мои гости будут рассказывать всем, что меня и мою жену выставила на посмешище какая-то девчонка! Кто она — я не знаю. Но я поклялся ее наказать! Теперь выбирайте: или вы найдете ее и сами приведете ко мне, или я заставлю вас содрать шкуру с этого камня, что привезли на площадь. А не сдерете — пеняйте на себя! Слово мое крепкое!
Знали люди, что князь шутить не любит, и разошлись по домам в великом страхе. Печальный, задумчивый вернулся к себе домой и отец Фатимат.
— Что с тобой, дада?[2] Ты чем-то встревожен? — спросила девушка.
И старик рассказал, как все было.
— Не огорчайся, милый дада, ложись спокойно спать. Я подумаю, как быть, и завтра утром тебе скажу, — успокоила его Фатимат.
Хоть и не очень поверил старик своей доченьке, да нечего делать, послушался. Но всю ночь не сомкнул он глаз, и на сердце у него было тревожно. Чуть свет поднялся старик, а дочь уже на ногах.
— Вот что, дада, — сказала она. — Князю все как один говорите: «Девушку не нашли». А когда князь прикажет вам сдирать с камня шкуру, ты, дада, скажешь так: «Разве с незарезанной овцы шкуру сдирают? Ты, князь, у нас самый мудрый, ты наш славный повелитель… Зарежь камень, а уж мы его освежуем и шкуру у твоих ног расстелем!»
Подивился старик уму-разуму своей дочери. Повеселел. Подкрепился чем бог послал и спокойно отправился на сход.
Вот собрались люди на сход, и князь грозно вскрикнул:
— Ну как? Нашли девчонку? Кто нашел? Где? Говорите!
А народ стоит. Головы потупили. Молчат…
Тогда выступил вперед отец Фатимат, поклонился князю и сказал:
—
Так сказал старик, и народ сразу повеселел, все подняли головы, засмеялись, а князь с досады десять раз ногой об землю топнул. Что мог он теперь сделать?!
На следующий день, только стало светать, послал князь слугу за отцом Фатимат. Задрожал старик от пят до макушки, а идти надо: горе тому, кто князя не послушается…
Увидела Фатимат, что отец запечалился, встревожился.
— Что с тобой, дада? — спросила она. — Уж не болен ли?
— Нет, доченька. Князь меня к себе вызывает. Жди беды!
— Только-то и всего? А ты не бойся, дада, иди смело! Послушай, чего он хочет.
Пошел старик в княжеский дом. Сам идет, а самого ноги не несут. Слуги о нем доложили, и велел князь привести старика к себе. Сидит надутый, будто его пчела укусила.
— Как ты посмел меня перед всем сходом унизить? — спрашивает князь. — Ну, теперь берегись! Твоя душа — в моем кулаке. Найди мне эту девушку, хоть из-под земли достань! А не найдешь — вот тебе стебель конопли. К утру напряди из него ниток и сделай мне башлык и перчатки. Не сделаешь — голову сниму!
Идет старик, пот со лба утирает. Еле домой приплелся. В руке конопляный стебелек держит, горько плачет… Узнала Фатимат, чего князь требует, и успокоила отца:
— Не горюй, дада! Завтра ты пойдешь к князю и скажешь так: «Коноплю я уже вымочил и ободрал. Вот тебе от нее древесина. Теперь ты из этой конопляной древесины сделай мне прялку и ткацкий станок. Я напряду пряжи, сотку полотно и сделаю тебе башлык и перчатки!»
Подбодрился старик и на следующее утро взял ободранный стебелек конопли и явился с ним к князю.
— А! — сказал князь. — Пришел? Где девушка? Где перчатки? Где башлык? Стоишь с пустыми руками? Ну, теперь-то уж твоя голова в моей власти.
— Не гневайся, князь, — поклонился старик. — Девушку я не нашел. А другой твой приказ я постараюсь в точности исполнить. Но я человек бедный, нет у меня в доме ни прялки, ни ткацкого станка. Твою коноплю я уже ободрал и расчесал. Вот и древесина от нее… Вели из этих кусочков сделать прялку и ткацкий станок. — И старик протянул князю на ладони конопляную костру. — Как сделаешь, я тотчас пряжи напряду, полотно сотку… Будут у тебя и башлык и перчатки!
Лицо у князя запылало как огонь, а потом застыло как лед. Не нашелся князь, что ответить старику, и прогнал его прочь. Пошел старик радехонек: как-никак жив остался! Домой пришел усталый, но счастливый и рассказал Фатимат, как озадачил князя.
А князь всю ночь не спал, ворочался и весь день ходил, как черная туча. Не милы ему стали ни его войско, ни его арабские скакуны, ни все богатство. Сама жизнь не мила стала.
И вот послал он снова слугу к старику. Вместе с гонцом явился старик пред грозные княжеские очи.