Чудо
Шрифт:
Щелочки глаз, скрывавшиеся за линзами, все так же напряженно изучали Аманду. Подумав еще немного, француженка заговорила:
— По телефону вы сказали, что пишете о Бернадетте статью. Это что, докторская диссертация?
— Нет, не совсем… У меня уже есть степень доктора. Это профессиональное исследование о психологическом состоянии Бернадетты в то время, когда она стала видеть явления. Надеюсь опубликовать эту работу в скором времени.
— Вы католичка?
Аманда растерялась, не зная, что лучше — солгать или сказать правду. Она совершенно не знала, чего ожидать. А потому сочла,
— Нет, не вполне. Хотя…
— Значит, не веруете.
Эти слова были произнесены ровным тоном. В них не было и намека на обвинение.
— Я, знаете ли, недавно обратилась в веру. Как бы…
Мадам Готье досадливо дернула головой:
— Да не о том я. Я говорю о вере в видения Бернадетты.
Попавшись еще раз, Аманда окончательно отказалась от тактики увиливания.
— Как любой рационально мыслящий человек я не могу однозначно принимать на веру чудеса и видения. Но мне интересно, как эти чудеса посещают других людей, в особенности как они посетили Бернадетту. Я хочу знать, каков был склад ее ума, когда она впервые пришла к пещере.
Мадам Готье, казалось, оттаяла, но лишь самую малость. Щелочки за очками снова превратились в глаза; губы, стянутые ранее в одну точку, расправились, приняв нормальную форму.
— Вы не веруете,— констатировала она еще раз.
Аманда все еще колебалась.
— Я ученый.
— Кому интересны детские годы Бернадетты?
— Это крайне важная часть моего исследования. Ведь то, что Бернадетта думала или делала накануне видений, имеет огромнейшее значение. Судя по всему, отцу Рулану это показалось не столь уж важным, иначе он приложил бы более настойчивые усилия, чтобы приобрести у вас первую часть дневника.
— Ничего он не приобрел бы, потому что этого я бы ему ни в жизнь не продала.
Аманда озадаченно нахмурила брови.
— Может быть, я что-то недопоняла, но, насколько мне известно, вы показали ему эти начальные страницы дневника, а он прочел их и пришел к выводу, что они не представляют большого интереса. Разве что в качестве музейного экспоната, но не такого, за который стоило бы продолжать борьбу.
— Наврал он вам,— сообщила мадам Готье.— Зачем ему было врать, ума не приложу. Может, хотел прикинуться историком, который все видел, все читал. Но вы уж поверьте мне на слово, он и в глаза не видел ни одной страницы, где Бернадетта пишет о своей жизни в лурдской тюрьме и о своем житье-бытье с семейством Лаге в Бартре.
— Любопытно,— протянула Аманда.— Разве он не хотел купить первую часть вместе со второй?
— Как не хотеть! Еще как хотел. Но я-то знала, что если он увидит первую часть, то вторую не купит ни в коем случае. А мне нужно было продать вторую часть, потому что мне и Жану деньги требовались.— Пару секунд она молчала.— Жан — это мой шестнадцатилетний племянник. Мне он все равно что сын родной, единственный ребенок. И я ему добра хочу.
Слова мадам Готье вызвали в душе Аманды трепет возбуждения. Ей определенно удалось зацепить что-то важное! Аманда, сидевшая до этого, положив ногу на ногу, поставила обе ноги на пол и вся подалась вперед, едва удержавшись на краешке кушетки.
— Скажите, мадам, я не ослышалась? Вы говорите, что
— Верно.
— Но что же там такого, в этой первой части, которая затрагивает время, проведенное Бернадеттой в Бартре? Что могло оттолкнуть отца Рулана от покупки второй части, где речь идет о ее видениях? Вы можете мне сказать?
— Сперва вы мне скажите кое-что. По телефону вы упомянули, что являетесь профессоршей в американском университете, который в Чикаго. Это правда?
— Вы меня спросили, настоящий ли я профессор. И я ответила: да, настоящий. Я действительно профессор.
— А в этом вашем Чикагском университете есть студенты, которых учат естественным наукам?
Это отступление от темы было совсем не к месту, но Аманде важно было ублажить мадам Готье.
— У нас очень сильный факультет биологии и…
— Биохимии?
— Совершенно верно. Наш факультет биохимии пользуется широчайшей известностью. Там студенты проходят курс по самым разным предметам — от нуклеиновых кислот до синтеза протеинов, бактериальных вирусов и генетики. Выпускники могут получить степень магистра или продолжить обучение, чтобы заработать докторскую степень.
— Это вы точно говорите?
— Не вполне представляю, что именно вас может интересовать, но могу устроить так, чтобы вам выслали последний университетский каталог.
— Бог с ним, с этим каталогом.— Мадам Готье снова придирчиво всмотрелась в свою гостью.— Теперь мне важно узнать другое. У вас там есть влияние?
— Не знаю, что вы имеете в виду. Пользуюсь ли я влиянием в университете?
— Ну да, в этом самом Чикагском университете.
Аманда, вконец сбитая с толку, сказала:
— Я — штатная преподавательница. Знаю всех в администрации. Со всеми в хороших отношениях. Зачем вам все это?
— Скоро узнаете,— загадочно промолвила мадам Готье.— Вернемся пока к вашему вопросу. Насчет того, почему я не показала отцу Рулану первую часть дневника Бернадетты.
— В самом деле, почему? — оживилась Аманда.
— Отцу Рулану я сказала, что первую часть ему все равно не купить, так что нечего ее вообще смотреть. А не продается, мол, она потому, что касается пребывания Бернадетты в семье моих предков в Бартре. Я объяснила отцу Рулану, что хочу сохранить первую часть на память, а потом передать ее по наследству Жану, последнему в нашем роду. Отца Рулана такое объяснение устроило. Да только оно не было правдой. Первую часть дневника я придержала совсем по другой причине.
— Вы говорили, что если бы он увидел первую часть дневника, то, возможно, не купил бы вторую.
— Точно.
— Мадам Готье, мне нужно, абсолютно необходимо знать, что за сведения содержатся в первой части дневника. Почему они могли помешать продаже его второй части?
— Я вам скажу.
Аманда застыла в ожидании.
Поправив на носу очки, мадам Готье посмотрела на Аманду, на лице которой читалось неподдельное любопытство.
— Потому что, написав первую часть, Бернадетта вольно или невольно выдала себя. То есть, по сути, призналась, что она притворщица и врушка.