Чудовище. История невозможной любви
Шрифт:
Статуи, как всегда, молча наблюдали за ним, когда послышалось цоканье маленьких туфелек по каменной дорожке. Шаги приближались, мешая ему размышлять…
Чертовы сестрицы! Люсинда, Руби и Марта — эта неразлучная троица ведьм с чернильно-черными локонами, бледными, молочно-белыми, похожими на выбеленные солнцем доски, лицами и ярко-красными кукольными губами появилась сейчас перед Чудовищем в его розовом саду. Лица ведьм поблескивали в лунном свете, похожие на криво ухмыляющихся призраков. Звездной пылью сверкали в темноте сада надетые на ведьмах украшения, а покачивающиеся в волосах плюмажи из перьев делали
Чудовище, как обычно во время таких визитов, молчало, ожидая, когда колдуньи заговорят сами.
Они появлялись, когда им захочется, и всегда без предупреждения. Неважно, что это был егозамок и егосад. Оно давно уже перестало требовать, чтобы колдуньи появлялись только с его разрешения. Слишком быстро обнаружилось, что его собственные желания не имеют для них ни малейшего значения.
Смех у сестер был пронзительным, резким, глумливым, казалось, он был способен загасить любую искорку надежды, если бы ведьмы могли отыскать ее в темном и одиноком сердце Чудовища. Люсинда, по обыкновению, заговорила первой. Чудовище, как загипнотизированное, не сводило глаз с ее лица. Ведьма напоминала странную ожившую куклу с фарфоровым личиком и в потрепанном платьице. Еще ужаснее впечатление становилось от голоса Люсинды — механического, монотонного, лишенного интонаций.
— Итак, ты наконец-то захватило в плен маленькую прелестницу.
Чудовище не потрудилось спросить, откуда им известно, что Белль находится в его замке. У него, правда, были свои соображения относительно того, каким образом ведьмам всегда удается знать о нем буквально все, однако Зверь предпочитал держать эти мысли при себе.
— Мы удивлены, Чудовище, — сказала Марта, глядя на него своими бледно-голубыми водянистыми выпученными глазами.
— Да, удивлены, — фыркнула Руби, и по ее лицу расплылась жуткая ухмылка, перекосившая ярко-красные губы ведьмы, отчего та стала похожей на оживленного с помощью дьявольских заклинаний мертвеца. Зомби.
— Мы ожидали, что твое состояние будет ухудшаться быстрее, — сказала Люсинда, слегка наклоняя голову набок, но продолжая смотреть на Чудовище. — Мы мечтали увидеть тебя бегающим по лесу в поисках мелкой добычи.
— А еще надеялись увидеть преследующих тебя охотников, — хихикнула Руби.
А Марта рассмеялась и добавила:
— Чтобы они убили тебя, как дикого зверя, а затем повесили твою голову на стенку в таверне для охотников.
— А ты, как мы видим, все еще носишь одежду. Цепляешься за последние крупицы человека в себе, да? — в один голос сказали ведьмы.
Чудовище постаралось ничем не выдать своего страха — не перед колдовством ведьм, но перед собственной ужасной натурой, о которой они напомнили ему. Они растревожили спрятавшееся внутри него, мечтающее вырваться на свободу чудовище.
Это был зверь, жаждавший убивать — не только ведьм, но любого, кто встретится ему на пути. Жаждавший увидеть разодранную плоть, треснувшие кости, почувствовать на губах вкус крови. Если он своими когтями разорвет ведьмам глотки, ему не придется больше слушать их пронзительные насмешливые голоса. Заманчиво.
— Вот этогомы от тебя и ждем, Чудовище, — рассмеялась Люсинда.
— Ему никогда не завоевать сердца Белль, сестра, как бы отчаянно он ни пытался снять проклятие, — сказала Марта.
— Дело зашло слишком далеко, могу заметить.
— Если оно покажет ей, каким было когда-то, она, возможно, сумеет пожалеть его, — сказала Руби, и розовый сад наполнился диким хохотом ведьм.
— Пожалеть — да, но полюбить его? Никогда!
Раньше Чудовище пробовало отвечать на оскорбления ведьм, но это лишь с новой силой разжигало в них жестокость. Ему опасно было давать волю своему гневу и тяге к насилию, поэтому оно просто заставляло себя стоять на месте и ждать, когда же закончится эта мука.
— На тот случай, если ты забыл, напомню, что снять проклятие можно только при определенных условиях, — снова заговорила Марта. — Ты должен полюбить девушку, а она должна ответить на твои чувства Поцелуем Настоящей Любви, и случиться это должно до того, как тебе исполнится двадцать один год. Эта девушка, как и ты, может пользоваться зеркалом, чтобы видеть в нем мир за пределами твоего королевства, но не имеет права узнать деталей проклятия и того, как оно может быть снято. Знай, она видит замок обычным, не таким, как ты. Все жуткие детали припасены только для тебя.
Чудовище стояло, безучастно глядя на ведьм.
Марта мерзко улыбнулась и продолжила:
— Это, можно считать, играет тебе на руку. Благодаря этому единственное, что может испугать Белль в этом замке и его окрестностях, — это твой облик.
— Когда ты в последний раз видел свое отражение? — присоединилась к разговору Люсинда. — Или смотрел на розу?
Было время, когда Чудовище не выпускало эту розу из виду. Позднее старалось забыть про нее. Оно опасалось, что сегодня вечером сестры явились к нему именно затем, чтобы сообщить, что со стебля заколдованной розы упал последний лепесток. Но они, как всегда, пришли только поиздеваться над ним, попытаться распалить его ярость, потому что больше всего на свете им нравилось наблюдать, как все сильнее чернеет его сердце.
Из задумчивости Чудовище вывел пронзительный голос Люсинды:
— Теперь уже скоро…
— Совсем уже скоро, — подхватила Марта.
— Скоро упадет последний лепесток, и ты останешься в своем нынешнем виде без единого шанса снова стать таким, как раньше.
— И в этот день…
— …мы будем плясать! — в унисон закончили ведьмы.
— А что будет с остальными? — заговорило наконец Чудовище. — Со слугами? Они тоже навсегда останутся такими же, как сейчас, — заколдованными?
— Что мы видим? Оно решило позаботиться о других! — удивленно вытаращила глаза Руби. — Не странно ли это?
— Оно привыкло заботиться только о самом себе.
— Да, о себе, всегда только о себе, и никогда о других.
— С чего это ему заботиться о каких-то слугах? Оно их никогда в упор не видело, разве только когда хотело избить первого, кто под руку попадется.
— Я думаю, оно боится того, что они могут сделать с ним, если оно не сумеет снять проклятие.
— Думаю, ты права, сестра.