Чудовище
Шрифт:
— Таким образом, если я учитель и хочу дать своему необычному ученику понятие книги, я должен вложить ему в руки томик и довести до его сознания, что он может обозначать книгу либо с помощью мимического символа, либо воспроизводя пальцами пять букв: к-н-и-г-а?
— Вы верно уловили суть, дорогой мэтр. Комбинация из пяти букв очень скоро будет восприниматься учеником как некий образ, благодаря чему он поймет эквивалентность обоих обозначений: целостного, или синтезированного, и расчлененного, или аналитического. Повторение этого урока с различными предметами повседневного
— Все это прекрасно, но как все-таки ребенка учат разговаривать?
— Учитель воспроизводит каждую дактилобукву на руке ученика. Одновременно он произносит соответствующий звук и дает ребенку ощупать, как расположен при этом язык, зубы и губы, а также осязать колебания груди, горла и дрожание крыльев носа — до тех пор, пока ученик наконец сам не сумеет воспроизвести этот «звук». Грудь учителя становится для слепоглухонемого своеобразным камертоном, с которым он сверяется, чтобы придать своим «звукам» надлежащую окраску… Будьте любезны, дорогой мэтр, произнесите согласный звук, неважно какой.
— Б, — произнес Виктор Дельо.
— Вам не приходилось задумываться над тем, какую сложную работу вы проделываете, чтобы выговорить этот, казалось бы, простейший звук? Все операции производятся механически, без всякого усилия, благодаря многолетней привычке, выработанной с самого раннего детства. Чтобы получилось это незатейливое "б", язык должен свободно и мягко лечь на основание ротовой полости, губы должны быть чуть поджаты, уголки губ слегка раздвинуты, дыхание — приостановлено. При таком положении органов речи мы, приоткрывая губы, резко выталкиваем изо рта порцию находящегося там воздуха: тот взрывной звук, что получается при этом, и есть звук "б"…
— Боже мой, — воскликнул адвокат с улыбкой, — признаться, я никогда ни о чем подобном не думал, и это хорошо: ведь если каждый раз задумываться над тем, как произнести тот или иной звук, я и рта не открою!
— Юному ученику, — продолжал директор, — приходится детально знакомиться с механизмом произнесения каждого звука, соответствующего определенной букве алфавита, — и так для всех букв и их сочетаний. Лишь усвоив это, он сможет воспроизводить устную речь… Она хоть и весьма несовершенна, но все же может быть понята посвященными. Вслед за этим наставник доводит до него соответствие между дактилологической буквой-символом, произносимым звуком и рельефной буквой: так он научится читать на ощупь письмо зрячих. Наконец, дабы подопечный овладел всеми доступными ему способами общения, наставник обучает его соответствию между дактилобуквой и выпуклой буквой алфавита Брайля. Все это, вместе взятое, и дает слепоглухонемому возможность писать так, чтобы его мог понять любой из нас, в том числе и вы, взявший на себя неблагодарный труд защищать его…
— Благодарю вас, уважаемый господин директор… Вот и для меня кое-что прояснилось. Разрешите попросить вас еще об одной услуге: не согласитесь ли вы сопровождать меня в качестве переводчика завтра утром в тюрьму Санте, где я надеюсь добиться от моего клиента, чтобы он заговорил?
— Я бы с радостью, дорогой мэтр, но не кажется ли вам, что лучше было бы пригласить для помощи в этом разговоре одного из братьев ордена святого Гавриила?
— Я сразу же подумал об этом и уже написал в Санак. Но время не ждет! Мне необходимо уже завтра вступить в контакт со своим клиентом… Только вы способны помочь!
Директор любезно согласился.
Даниелла встретила Виктора Дельо на пороге:
— Как жаль, что вы не пришли часом раньше! Приходила госпожа Симона Вотье…
— Ого! Его матушка… Это меня радует, милая внучка! И что же она сказала?
— Утром она получила письмо и сразу отправилась к вам…
— Такой благоприятный момент нельзя упустить! Я еду…
— Куда, мэтр?
— К этой даме, в Аньер… Думаю, она уже вернулась, а если нет — подожду… Мне будет чем заняться…
При этих словах он достал из портфеля книгу. Мельком бросив на нее взгляд, студентка спросила:
— Я вижу, мэтр, вы увлеклись романами?
— А почему бы и нет? Начать никогда не поздно. Взгляните на обложку: вас ничего не удивляет?
— Название? «Один в целом свете» — звучит довольно грустно… А! Имя автора ведь это…
— Он самый. Видите ли, внучка, где-то на этих трехстах страницах, я убежден, кроется ключ к разгадке… До скорого! А вы оставайтесь… Вдруг придет еще кто-нибудь из моих будущих свидетелей?
Адвокат вернулся лишь к полуночи, объявив:
— Падаю с ног, но мотался не зря… Как там насчет кофе?
— Кофе готов, мэтр.
— Вы мой добрый ангел, Даниелла! А теперь марш домой: вам пора спать.
— Но, мэтр, ведь ангелы не спят!
— Я в этом совсем не уверен! По крайней мере мой ангел-хранитель уже клюет носом…
— Вы виделись с дамой?
— Виделся… — лаконично ответил Виктор Дельо. — Спокойной ночи, внучка. И завтра снова приходите на дежурство к восьми тридцати…
Оставшись один, он накинул старенький халат, сунул ноги в шлепанцы и, удобно устроившись в кресле, погрузился в чтение «Одного в целом свете»…
Прочитанное повергло адвоката в изумление: такой глубины мысли мог достичь только исключительный человек. Как он сказал?
«В противоположность приговоренным к смерти он был обречен на жизнь».
В десять утра Дельо в сопровождении директора Института глухонемых входил в здание тюрьмы. Вчерашний надзиратель провел их в камеру номер 622, только сейчас он помалкивал. Перед дверью адвокат сказал:
— Я прочел роман вашего странного подопечного. Занятно, и написано недурно… Кстати, вечером он получил передачу?
— Да, мэтр.
— Ну и как он к этому отнесся?
— Яйца и шоколад проглотил в мгновение ока.
Дельо обернулся к директору института:
— Дело идет на лад… Кажется, мне удалось его задобрить. Странно, что мои предшественники не прибегли к этому. Еще немного — и мы подружимся. Вот для чего мне нужен переводчик. Попомните мое слово — я добьюсь своего, или нам не выйти сегодня из этой камеры!