Чудовищная ложь
Шрифт:
Дымка.
Катон ценит разум и рассудок превыше всего, так неужели он поддастся дымке?
Во мне расцветает страх. Что случилось с Талией, что вызвало это? Я слышу, как Акуджи говорит, а за ним следует ответный рев, поэтому все, что я могу сделать, это ждать, даже когда мне хочется пойти туда и потребовать ответов. Но я не делаю этого, потому что доверяю ему.
Когда он возвращается, с каменным лицом, я знаю.
— Она пропала? — требую я, не желая, чтобы он успокаивал меня или говорил, что все в порядке, но я должна знать лучше. Он относится ко мне как к воину, как к равному.
—
— Почему? — шепчу я, злясь на себя за то, что потерялась в нем, когда на мою подругу напали и похитили. Ища его взгляд, я умоляю ответить, помочь.
— Разве это не очевидно, мой маленький человечек? Она его пара, он никогда не говорил ей об этом, а теперь она исчезла. Мой следопыт подтвердил, что она вернулась за стену, где он не может ее достать.
— Если они причинят ей вред... — Я покачала головой. — Им нужны исследования. Они получили их?
— Да, и ее, — подтверждает он.
— Черт! — кричу я, дергая себя за волосы. — Если она им больше не нужна, они убьют ее за то, что она их предала. Мы должны остановить их, Акуджи. Мы должны! Она в опасности. Она не такой боец, как мы. Она умна, чертовски умна, но они жестоки и хитры. Мы не можем оставить Талию с этими монстрами.
— Я думал, что мы - монстры, — серьезно говорит Аку, когда я останавливаюсь и смотрю на него.
— Нет, они - монстры. А ты? Мы? Твои люди здесь? Они просто люди. Я собираюсь ее вернуть. — Я проталкиваюсь мимо Акуджи и бросаюсь вниз по лестнице, прежде чем он успевает меня остановить. Он рычит, догоняет меня и тянет в свои объятия, но я ускользаю и приближаюсь к ревущему Катону. Его спина выгибается дугой, увлекая за собой почти семь воинов, и мое уважение к силе вождя племени возрастает.
На его груди, над сердцем, красная рана. Она смертельна, но он, похоже, этого не замечает. Сглотнув, я подхожу к Катону, не обращая внимания на остальных. Его глаза мерцают на меня, светясь ярко-красным. Совсем не так, как когда Акуджи возбужден. Они темнее, и в его глазах нет ничего, кроме безумия.
Дымка.
— Я собираюсь ее вернуть.
Он замирает, когда я говорю, с его вздымающейся груди капает кровь.
— Моя спутница, — рычит Акуджи, и я поднимаю руку.
— Я знаю, что ты там, Катон, и что ты меня слышишь. Я собираюсь вернуть Талию. Я верну твою пару, чего бы мне это ни стоило. Но ты должен бороться с дымкой, я знаю, ты можешь. Используй свою логику. Ты должен исцелиться и стать сильным, чтобы ты мог защитить ее, когда я ее спасу. Послушай меня, Катон. Ты нужен своей паре.
Красный цвет в его глазах начинает исчезать, и через несколько долгих, напряженных минут они снова становятся черными и сосредоточенными на мне.
— Ты вернешь ее мне?
—
— Ты ее получишь, — мгновенно отвечает Акуджи. — У тебя есть все мы, весь я, маленький человечек. Ты не сделаешь это в одиночку. — Шагнув вперед, он берет меня за руку. — Позволь нам вернуть твою Талию.
Убедить их - это самое простое. Когда оглядываюсь на Катона, я понимаю, что план, формирующийся в моей голове, будет сложной частью.
Но я искатель - это моя работа.
Им не следовало связываться с моей семьей. Теперь я планирую использовать навыки, которым научилась, чтобы выжить в их мире, против них.
Я сделаю это.
? 31 ?
АРИЯ
Прежде чем я успеваю броситься выполнять наполовину продуманный план, между племенами проходит встреча. Эта встреча более напряженная и оживленная, чем предыдущая. Самаэль не приходит, что-то насчет проблем с его народом, но племена Катона и Акуджи приходят - все. Они ведут нас на крышу, где все могут поместиться. Катон тяжело опирается на край, держась за перевязанную грудь, но, по крайней мере, он больше не в дымке, хотя я время от времени вижу красные проблески.
Он так же, как и я, хочет вернуть Талию, если не больше, и это только отнимает время, но Акуджи говорит, что я должна представить план и что их люди должны согласиться. Это их путь, так что я сделаю это. Они приняли меня, но предлагать пойти за человеком за стену?
Они подумают, что я сошла с ума, что я предаю их или пытаюсь им навредить. Но я должна попытаться, потому что в любом случае я доберусь до Талии с их поддержкой или без нее. Я знаю, как много это значит для Акуджи, поэтому не тороплюсь и прикусываю язык, пока не почувствую вкус крови, чтобы унять свою тревогу.
Акуджи принюхивается, и его глаза расширяются, прежде чем он поворачивается ко мне, его клыки увеличиваются по мере того, как он надвигается на меня. Он возвышается надо мной, закрывая всем обзор. Потянувшись вниз, он поднимает мой подбородок и осторожно открывает мне рот своими пальцами. Я стону, когда Акуджи облизывает мои губы, прежде чем поцеловать меня, с рычанием пробуя мою кровь. Когда он отстраняется, его грудь быстро вздымается, а глаза становятся совершенно черными, когда он с голодом смотрит на меня несмотря на то, что все ждут нас.
Когда Акуджи слизывает мою кровь со своих губ, он, должно быть, видит мое беспокойство, потому что мягко мне улыбается.
— Просто покажи им то, что я вижу в тебе каждый день, маленький человечек. Покажи им свою преданность и бесстрашие, и они пойдут за тобой куда угодно, как и я.
Отступив назад, он ободряюще улыбается.
— У тебя получится, малышка. — Он поворачивается лицом ко всем и прочищает горло глубоким рыком. — Племена, мы собрались здесь сегодня по чрезвычайному делу. Люди вошли в наш город. Они перебрались через стену и забрали одного из нас.