Чудовищная правда
Шрифт:
— Потому что мне нравится чувствовать твои руки на своем теле, — мгновенно отвечает Катон, ничуть не стыдясь своего ответа.
Сидя в шоке, я наблюдаю за тем, как его кожа начинает заживать, ожоги почти растворяются на ней, словно их и не было. Через десять минут остается только розовая кожа, а еще через десять - ничего.
Как будто ничего и не было.
— Невероятно, — шепчу я.
— Да, такой уровень исцеления приводит к истощению, — пробормотал Катон, продолжая отвечать на мои вопросы, но глаза его были закрыты, поэтому я не стала ничего комментировать.
— Не получается убежать, — устало объясняет он.
Задыхаясь, я шлепаю его по руке.
— Не могу, а теперь двигайся, я не могу так спать.
— Так тепло, — мурлычет Катон, уткнувшись мне в шею, и я замираю, когда это мурлыканье распространяется по всему его телу, вибрируя.
— Катон, это неуместно, — хнычу я.
— Спи, Талли. — Он просовывает свою ногу между моими. Мои глаза разбегаются от ощущения его огромного колена, прижатого к моей киске.
О да, ведь я могу спать, когда ко мне прижимается огромный красный монстр.
Наверное, я сказала это вслух, потому что он тихонько засмеялся.
— Не знаю, не думаю, что я буду спать так крепко, как в объятиях крошечного мягкого человечка.
— Ты бредишь, — возражаю я.
Катон целует меня в шею, и мой пульс подскакивает.
— Расслабься и спи, — приказывает он.
Вздрогнув, я пытаюсь повернуться, чтобы устроиться поудобнее, когда становится ясно, что он не намерен меня отпускать, и замираю, когда что-то массивное упирается мне в спину.
— Малышка Талли, я бы этого не сделал. — Расширив глаза, я застываю на месте, когда он снова смеется. — Спи, человек.
По какой-то странной причине я так и делаю.
?
Застонав, я еще глубже зарываюсь в тепло, сворачиваюсь вокруг него и вздыхаю, когда оно, кажется, плотно облегает меня... Плотнее? Я открываю глаза и перестаю дышать, растерянно глядя на красную кожу перед собой.
Красная кожа.
Теплая.
Катон!
Я пытаюсь отпрянуть, но руки, удерживающие меня, даже не дрогнули. Я обхватываю его, как обезьяна цепляется за дерево, прилипая к телу монстра. Но он, похоже, не возражает, держа меня одной рукой за затылок, а другой — за задницу.
— Э-э, Катон? — пискнула я. Он мурлычет, сильнее притягивает меня к себе, пока мое лицо не оказывается прижатым к невероятно твердым мышцам и медленному, ровному биению сердца. Извиваясь, мне удается поднять руки и надавить на него, но Катон не сдвигается ни на дюйм. Выдохнув, я повернула голову и увидела, что он уже проснулся и смотрит на меня с ухмылкой.
— Приятель, ты тяжелый, — буркнула я. — А теперь подвинься.
— Тебе лучше после сна, Талли? — пробормотал он и убрал мои волосы с лица.
— Талли? — Я сузила глаза. — Не называй меня так.
— Конечно, не буду, Талли, а теперь давай поедим. Людям ведь это нужно, правда? — спрашивает он.
?
Я
— Что ты исследуешь? — спрашиваю я, пытаясь заполнить тишину, все еще чувствуя себя неуверенно после пробуждения в его объятиях.
— А почему ты была в городе? — спросил он небрежно.
Я молчу, и он отворачивается.
— Ничего страшного, ты расскажешь, когда будешь готова. Что касается моих исследований, то я пытался найти способ продлить наш иммунитет к солнечному свету, чтобы укрепить нас днем, ведь это наша единственная слабость
— Единственная слабость? Какой самоуверенный, — пробормотала я.
— Не самоуверенный, Талли, а честный. — Катон подмигивает, а через мгновение возвращается с тарелкой еды и протягивает ее мне. Когда я беру ее, наши пальцы соприкасаются, и между нами вспыхивает электричество, и я ахаю. Его улыбка превращается в тлеющую, но затем Катон садится передо мной, наблюдая за тем, как я ковыряюсь в еде. По правде говоря, я слишком растеряна, чтобы есть, но когда останавливаюсь, он подталкивает тарелку, и я продолжаю есть.
— Как далеко ты продвинулся в своих исследованиях? — спрашиваю я.
Кажется, он краснеет и нервно потирает шею.
— Не очень. Мне удалось успешно предотвратить любые врожденные дефекты и изучить нашу генеалогию, чтобы помочь с воспроизводством и болезнями нашего народа, но это? Это пока ускользает от меня.
Решимость в его голосе мне знакома.
— Ты сможешь это сделать, — заявляю я. Закончив есть, откидываюсь на спинку кресла и наблюдаю за Катоном. — И что теперь? Я полагаю, что твой народ скоро проснется, найдет и убьет меня, так?
— Нет, — огрызается он, похоже, рассерженный этой мыслью. Не злой...
В ярости. Его глаза вспыхивают красным цветом, который я видела раньше, но не понимаю, да и не собираюсь спрашивать об этом перед лицом такой силы и ярости.
— И что теперь? — мягко спрашиваю я.
— Ты останешься здесь. Я пошлю сообщение Акуджи о твоей подруге. Когда мы узнаем, как она, мы разработаем план.
— А до тех пор? — спрашиваю я. — Сколько времени может пройти, прежде чем он ответит?
Он пожимает плечами.
— Я не знаю. — Встав, Катон протягивает руку. — Пойдем.
По какой-то причине я почти хихикаю, но потом успокаиваюсь. Я кладу свою руку в его, и он мягко поднимает меня. Держа меня за теплую ладонь, Катон ведет меня через всю комнату к двери, которая вчера была заперта. Достает ключ и отпирает ее. Я смотрю на него, а он усмехается.
— Я не люблю, когда люди суют нос не в свое дело. Я отдаю своим людям каждый дюйм своей жизни, но здесь? Это мое убежище. — Я оглядываю лабораторию, затем возвращаюсь к нему и киваю в знак понимания. Это его безопасное место вдали от людей и ожиданий, где Катон может просто подумать и побыть один. Он смягчается, увидев мое выражение лица, и протискивается в дверь. — Это привычка - держать все запертым. Мне жаль.