Чудовищная правда
Шрифт:
Катон заглатывает крик, стонет мне в рот, замирая и находя свое собственное освобождение. Когда все стихает и мы задыхаемся, я ласково улыбаюсь ему, и он улыбается мне в ответ.
— Ты быстро учишься, — поддразниваю я.
— И я уверен, что тебе есть, что мне показать, Талли, — мурлычет Катон, снова целуя меня, без слов говоря, как сильно он меня любит.
?
Когда Катон наконец разрешает мне покинуть наше гнездышко, я иду в душ, вздыхая, когда
— Катон! — Я смеюсь, шлепая по его шаловливым рукам.
— Что? Я просто экономлю воду. — Он ухмыляется, поворачивая меня к себе, чтобы я увидела его сверкающие глаза. — А теперь будь умницей и позволь своей паре позаботиться о тебе.
Катон моет меня начиная с пальцев ног и заканчивая лицом, пока я не задыхаюсь от его умелых рук, тем более что он потратил пять минут, омывая мои соски языком.
Когда Катон опускается на колени и ухмыляется, я не могу удержаться от фырканья.
— Экономишь воду? — поддразниваю я.
— Именно, и как ты можешь просить меня не заботиться о моей паре, когда я чувствую запах ее красивой киски, требующей моего внимания? — Вцепившись в мою задницу острыми ногтями, он подтягивает меня ближе, прижимает лицо к моей киске и со стоном вдыхает. — Ты всегда так вкусно пахнешь. Думаю, мне нужно, оставить на тебе свой запах, чтобы все знали, что ты моя.
— Катон, — протестую я, чувствуя, как пылают щеки, хотя от этой мысли я облизываю губы.
— Прекрасная малышка Талли, скажи мне, может, проведем эксперимент? — От его ухмылки мои бедра сжимаются.
— Эксперимент? — тупо повторяю я.
— Чтобы узнать, сколько времени понадобится моей паре, кончить мне на язык, — мурлычет он.
О, черт.
ГЛАВА 47
ТАЛИЯ
Когда Катон наконец выпускает меня из душа, я довольно улыбаюсь. Он помогает мне одеться в обтягивающие джинсы и топ, а затем ведет за руку вниз, где мы вместе со всеми ужинаем.
Раньше я бы чувствовала себя неловко, но не теперь. Если я им не нравлюсь, то это их проблема. Я их не виню и не держу на них зла, но никуда не уйду, и это придает мне уверенности, когда вхожу в старый лекционный зал, превращенный в кафетерий.
С потолка свисает скелет динозавра, по всему помещению расставлены несочетаемые столы, вдоль задней стенки стоят столы с едой, а вокруг собралось множество монстров. Почти все оборачиваются на меня, когда мы входим, но я лишь улыбаюсь и машу рукой, пока Катон
Когда мы наконец добираемся до столика, он усаживает меня, целует и обещает вернуться.
Катон идет к очереди и встает сзади, заставляя меня ухмыляться. Несмотря на то, что Катон разговаривает, он оглядывается на меня и подмигивает.
— Он счастливее, чем я его когда-либо видела.
Я подпрыгиваю от голоса, раздавшегося рядом со мной, и оборачиваюсь, видя его брата, сидящего за моим столиком с подносом наперевес и кивающего головой в сторону Катона.
— Я рад, что вы оба в порядке. Мы получили известие, когда вы перебрались обратно за стену, но я не мог успокоиться, пока не увидел его.
— Мне жаль. Мне следовало попросить его навестить тебя вчера вечером, — отвечаю я. — В конце концов, ты же его семья.
— И ты тоже. Ты его вторая половинка, и ты на первом месте. Я не виню его за это. Я просто рад, что он в порядке... что вы оба в порядке, — признается он, наблюдая за мной. — Я по скотски с тобой поступил. Прости меня, Талия. Правда. Как я могу ненавидеть того, кто делает единственного родного для меня человека таким счастливым?
Сглотнув, я мягко улыбаюсь ему.
— Спасибо, но он единственный, кто делает меня счастливой. Я никогда не была счастлива за стеной. Не думаю, что вообще помню, что такое быть счастливой.
— Мне знакомо это чувство. — Он кивает, внимательно наблюдая за мной. — Я бы хотел, чтобы мы стали друзьями.
— Мне бы этого хотелось, и я знаю, что Катону тоже. — Я протягиваю руку для пожатия, но он берет ее и прижимает к своей груди, а затем к моей, над моим сердцем.
— Так мы принимаем извинения, — объясняет он, и я киваю.
— Спасибо, я запомню. — Я дорожу их уроками. В конце концов, теперь это мой дом, и я должна усвоить их обычаи.
— Вы оба в порядке? — спрашивает он.
Я оглядываюсь на Катона и вижу, что он кивает в ответ на слова монстра, но его глаза обращены на нас, и он хмурится.
— Ты в порядке? — произносит он.
Я улыбаюсь.
— В порядке. — Я снова поворачиваюсь к его брату. — Мы оба будем в порядке.
Он снова кивает, и в животе у меня громко урчит, напоминая, что я давно не ела. Брат Катона приподнимает брови, а затем смеется.
— Люди забавные. — Он берет что-то похожее на хлеб или пирожное и протягивает мне.
Я не смею сказать, что подожду Катона, не тогда, когда он так добр, поэтому принимаю дар и откусываю. Я жую с отвращением, на вкус он напоминает черствые сухарики.
Брат Катона хихикает над моим выражением лица.
— Ты привыкнешь. Это полезно для исцеления и здоровья.
Несмотря на то, что вкус похож на картон, я глотаю его. В животе полегчало, и, кажется, у меня появилось больше энергии, так что я улыбаюсь.