Шрифт:
Эдмонд Гамильтон
Чудовищное божество Мамурта
Увидеть человека,одиноко бредущего в пустынях Северной Африки, явление крайне редкое и необычное.Вот почему я и Митчелл подскочили, словно ужаленные, издав возглас изумления, когда он, появившись в неверном отблеске пламени нашего костра, зашатался и рухнул на песок.
В первые минуты, пока мы приводили путника в чувство, я был уверен, что он вот-вот отдаст концы, не приходя в себя. Однако постепенно нам удалось вернуть его в сознание. В то время, как Митчелл подносил к его пересохшим губам флягу с водой, я осмотрел беднягу и понял, что долго он не протянет.Его одежда превратилась в лохмотья, руки и колени были страшно изодраны, будто ему пришлось проползти по пустыне не один километр . Когда он
– Я один, - ответил он на наш первый вопрос.
– Никого больше искать не нужно. Кто вы? Торговцы? Да, конечно... А я археолог...Копаюсь в прошлом... Не всегда хорошо рыться в давно погребенных тайнах. Есть вещи, которые прошлому должно иметь право свято оберегать от огласки.
Он заметил, как мы с Митчеллом переглянулись.
– Нет, не считайте меня сумасшедшим. Вы все сейчас узнаете, я ничего от вас не утаю. Лучше хорошенько выслушайте меня, - сказал он вдруг окрепшим голосом, рывком приподнимаясь на руках.
– Никогда, слышите, никогда не ходите в пустыню Ижиди. Меня тоже предупреждали об этом, но я пренебрег предостережением... И познал ад, побывал в сущей преисподней! Но теперь... Расскажу-ка вам обо всем с самого начала.
– Меня зовут... впрочем, это не суть важно. Я покинул Могадор более года назад, прошел горами Атлас в надежде открыть некоторые ,еще неизвестные науке развалины Карфагена, возможно, ещё уцелевшие в Сахаре.
– На эти поиски у меня ушло много месяцев. Где только не побывал я за это время - жил в грязных арабских лачугах, рядом с каким-нибудь оазисом, забирался в совершенно неизведанные дыры. Чем дальше я углублялся в эти дикие края, тем больше обнаруживал развалин, остатков рухнувших храмов и замков,едва сохранившихся реликвий тех времен ,когда Карфаген был империей, городом, окруженным высоченными стенами, властвовавшим над всей Северной Африкой. И однажды нашел то, что подтолкнуло меня отправиться в пустыню Ижиди. А именно: обнаружил огромный каменный блок, на одной из граней которого была выгравирована загадочная надпись.
– Она была исполнена на дурном финикийском наречии торговцев из Карфагена и достаточно коротка, чтобы запомниться. Так что я в состоянии повторить её слово в слово. Вот что там было высечено:
"Братья торговцы! Да не ступит нога ваша в проклятый город Мамурт, покоящийся за перевалом. Я, Сан-Драбар из Карфагена,вместе с четырьмя товарищами, вошел в него в месяц Эшмуна для ведения торговых дел. На третью ночь нашего там пребывания меня и спутников внезапно схватили местные жрецы. К счастью, я ускользнул от них, удачно спрятавшись, Но мои друзья были принесены в жертву чудовищному божеству, в честь которого мудрецы Мамурта возвели огромный храм, равного которому нет во всем мире. В нем жители города совершают культовые обряды. Я смог кое-как выбраться из этого проклятого места и выбиваю на камне сие строки, дабы никто не вздумал более отважиться посетить Мамурт, ибо там его поджидает верная смерть."
Можете себе представить, какое впечатление произвела на меня эта надпись. То был конечный след незнакомого города, важнейший осколок таинственной цивилизации, погребенной в песках. Существование подобного города казалось мне вполне вероятным. Что, в сущности, мы знаем о самом Карфагене, кроме нескольких названий и имен? Ни один город, ни одна цивилизация не были так безжалостно стерты с лица Земли, как Карфаген, когда Сципион Эмилиен уничтожил его храмы и дворцы, посыпав само это место солью, когда орлы победоносного Рима возвысились над голой пустыней, где некогда процветала могущественнейшая метрополия империи.
– Надо заметить, что упомянутый камень с древней надписью я обнаружил вблизи одной из убогих арабских деревушек. Именно там я попытался найти проводника из местных жителей. Однако натолкнулся на решительный отказ со стороны всех, к кому обращался с подобным предложением. С этого места прекрасно просматривался весь перевал, проход к вершине горы - простая расщелина между двумя величественными хребтами, отливавшими голубоватым цветом. На самом деле гора находилась далеко, но в обманчивом освещении пустыни казалась достаточно близкой! Впрочем, я отыскал её на моих картах, где она была помечена как часть отрогов Нижнего Атласа.Дальше же простиралась равнина, обозначенная как "Пустыня Ижиди". И все. Мне представлялось, что стоит лишь запастись необходимым количеством воды и провизии и одолеть столь обыкновенную на вид пустыню не составит особого труда.
– Но местные арабы явно знали о ней нечто большее! Тщетно я предлагал этим бедолагам суммы, которые для них должны были выглядеть как целое состояние. Отказ следовал сразу же, как только они узнавали о цели экспедиции. Никто никогда там не бывал, но все были уверены в том, что местность за перевалом - пристанище демонов, где водятся приносящие несчастье джинны.
– Зная, насколько у этих племен сильны суеверия, я в конечном счете отказался от мысли уговорить их и отправился в путь в одиночку. Два тощих дромадера везли мою провизию и бурдюки с водой. Три дня я провел в пустыне под палящим солнцем и на утро четвертого достиг перевала.
Он оказался всего лишь узким проходом, настолько заваленным обвалившимися камнями, что продвигаться по нему было мучительно трудно. Лучи солнца не могли проникнуть туда из-за высившихся по обе стороны скал, так что я оказался в безмолвном мире теней. И все же после полудня я достиг конца ущелья и замер, потрясенный представшей передо мной картиной: другая сторона перевала плавно переходила в бескрайнюю песчаную равнину. А посредине её, где-то в трех километрах, сверкали, отражая солнечный свет, белые руины Мамурта.
Помню, что был совершенно спокоен, покрывая шаг за шагом расстояние до развалин. Я ни минуты не сомневался в существовании этого города и, пожалуй, куда бы более удивился, не обнаружив его. С перевала были видны всего лишь нагромождения побелевших от времени обломков камней, но по мере приближения они, как мне казалось, начали приобретать форму отдельных частей стен и колонн. Местами их почти полностью засыпало песком, однако, отдельные участки ещё можно было различить.
И тут, остановившись, чтобы поближе рассмотреть одну из находок, я сделал интересное открытие. Камни оказались гладкими, хорошо состыкованными друг с другом, напоминали искуственный мрамор или хороший бетон. Вглядевшись, я заметил, что почти на каждом стволе колонн, на всех фрагментах карниза и обломках стен был изображен один и тот же символ. Но было ли это символом? Рисунок чем-то смутно напоминал спрута с круглым, но по сути почти бесформенным телом, от которого отходили не то щупальца, не то отростки. Причем, последние не выглядели мягкими и извилистыми, что типично для осьминога, а были твердыми и прямыми, с сочленениями, как у лап паука. Возможно, именно его и хотели изобразить неведомые мне творцы, но некоторые детали явно не отвечали этому замыслу. Какое-то время я пытался разобраться, кому и зачем понадобилось изобилие столь своеобразного орнамента, но вскоре осознал тщетность своих попыток проникнуть в эту тайну.
– Такой же неразрешимой казалась мне и загадка самого города. Ну что, спрашивается, можно было извлечь для познания прошлого из этого нагромождения полузасыпанных камней? Я бы не смог даже поверхностно осмотреть это место: для сколь - нибудь длительного пребывания здесь у меня не хватило бы ни провизии, ни воды. Работы археологу тут было невпроворот. Несколько обескураженный, я вернулся к своим дромадерам и отвел их на открытую площадку среди развалин. Поставил там палатку. Вскоре наступила ночь. Сидя у скудного костра, я вдруг почувствовал, как на меня непомерным грузом навалилась абсолютная тишина этого места, пропитанного запахом смерти. Не слышалось ни смеха, ни человеческих голосов, ни криков животных; даже насекомые не жужжали. Ничего, кроме темноты и безмолвия, грозно давивших на меня и, мнилось, забивавших хилое пламя моего очажка.