Чумной доктор
Шрифт:
– Он из ФСБ.
– ФСБ? – недоверчиво переспросил Ян. – А зачем же вам так утруждаться?
Олег Вадимович, фамилию которого явно не собирались озвучивать, равно как и звание, взглянул на Листьева как на последнего идиота.
– Просто наше ведомство хочет понять, есть ли в вашем убийце, которого вы не можете ни поймать, ни остановить, угроза национальной безопасности.
– Да ну бросьте вы, – пожал плечами Ян, опуская взгляд в промерзлый асфальт. – Вряд ли он пойдет на Кремль со своим желтым боксом.
Человек из спецслужбы вновь смерил Листьева уничижительным взглядом.
– Я бы вам ответил весьма грубо, но ваши прошлые заслуги, господин бывший следователь, не позволяют мне этого сделать. Это же вы поймали
Ян слегка поежился при воспоминании об этом деле почти десятилетней давности, пришедшегося на волну пандемии свиного гриппа. Кукольница, или в миру Виктория Эдвардовна Набока, была практически единственной женщиной-маньяком в городе за последние полвека, если не больше, и совершенно точно единственным маньяком женского пола в карьере всех, кто занимался ее делом. В том числе и Яна. Кукольница приходила в дома семей по выходным дням, выбирая семьи с двумя присутствующими родителями, и, как правило, несколькими детьми, после чего убивала их всех. Настолько молниеносно, что никто не мог ничего не сделать и попробовать дать отпор. Затем превращала всех четверых, или троих, или, если ей везло (а ей, к сожалению, везло всегда), и пятерых убитых членов семьи в куклы, настолько нелепые, насколько и безобразные – вырезала им глаза, уши, иногда языки. Разрезала рот, создавая ужасающую улыбку как у клоунов, красила девочкам остатки глаз и губ. Часто стригла своих жертв, а иногда и одевала в причудливую старую одежду – для мальчиков у нее были приготовлены рубашки и черные шорты с подтяжками, для мужчин-отцов старомодные костюмы и невообразимо пестрые бабочки, а матерей и их дочек убийца облачала в старомодные платья с подвязками. Всех убитых она усаживала на диван, включала телевизор, находила какой-нибудь старый фильм, или концерт классической музыки, какое-то время смотрела вместе с ними, а затем уходила, предварительно поставив на столик перед мертвой семьей заваренный чай или вазочку с конфетами, или печенье, иногда даже пирог. Пару раз, судя по оставшимся следам на кухне, она пекла печенье и пироги сама. Ужасающая семейная идиллия.
Никто не мог понять, как кукольница выслеживала своих жертв, и существовала ли какая-то последовательность в ее действиях, но самое главное, как хрупкая женщина – Набока хоть и имела рост почти в 190 сантиметров, но была очень худой и имела довольно болезненный вид – справлялась с мужчинами и иногда довольно взрослыми подростками? Этот вопрос ставил в тупик всех.
Ян первый разгадал, что такие семьи можно выслеживать в городских парках. И первым Ян понял, что убийца именно женщина, и скорей всего выглядит также, как одевает своих жертв – старомодно, странно, хорошо выделяясь из толпы.
– Не бывает женщин-маньяков, – сказала ему тогда Манжос. – И не сможет женщина всех перебить на раз. Там в квартирах практически нет следов борьбы. Как же она справится со взрослыми мужиками? Ну, один раз повезло, допустим, во второй. Но каждый раз? Это невероятно.
Следов борьбы действительно не было, как и в случае с чумным доктором, разве только в детских комнатах. Маленькие дети, понимая, что сейчас произойдет, пытались бороться до последнего.
– Это женщина, – упорно твердил Ян.
– Да почему? Потому что она делает из них кукол? Бред! Точно также это может оказаться и мужчина, или парень, которого насиловали в детстве и называли девчонкой.
Но было в этих убийствах то, что навело Яна на мысль о женщине. Обстановка, создаваемая убийцей. Дом. Хозяйство. Чай. Печенье или конфеты, аккуратные куклы, одежда. Включенный телевизор и вся семья перед ним. Это не мог быть мужчина. Здесь чувствовался женский след. А вскоре Листьев окончательно убедил управление в своей догадке. Уже через неделю во всех парках бродили переодетые полицейские, внимательно наблюдали за людьми, пытаясь найти в толпе необычную женщину, одевавшуюся по моде начала прошлого века.
– Идиотизм, – твердила Манжос, когда после трех дней наблюдения они никого похожего не встретили. – Нужно дать ориентировки на мужчину. Пусть тоже одетого старомодно, согласна, но никак не женщину!
Буквально на следующий день в толпе, пристально наблюдающую за семьей из трех человек, двое полицейских заметили женщину. Она сидела на лавочке, словно сошедшая со страниц викторианских романов – старомодное черное пальто, шляпка с вуалью, громоздкий ридикюль.
Набока около часа неотрывно следила за гуляющей семьей, затем, когда те пошли из парка на выход, осторожно следовала тенью за ними, не зная, что у нее самой за спиной шли двое сотрудников полиции. Кукольница довела семью до их дома, располагавшегося через один квартал от парка, вошла вместе с ними в подъезд, мило улыбнувшись матери семейства, узнала в какой они живут квартире, а уже на следующий день пришла их убивать. Когда она звонила в их дверь, то даже не предполагала, что в подъезде дежурит группа захвата, а в квартире семьи, приговоренной кукольницей к казни, во всех комнатах по вооруженному сотруднику полиции, которым был дан осторожный, но четкий приказ стрелять при случае на поражение.
Стоило главе семейства открыть дверь, как ему в глаза полетела пудра.
– Все просто, – сказал потом Ян обескураженной Алле, которая слушала его в своем кабинете после задержания преступницы. – Убийца ничем не травила своих жертв, так как на теле не было посторонних следов. Только пудра. Дверь в квартире всегда открывает мужчина, и Набока знала это. Она сразу кидала ему в глаза пудру, он не успевал ничего сообразить, затем ловким движением убивала его ножом. Дальше уже было проще. И учитывая огромные слои грима, никто из экспертов не догадался, что первоначально на лицо попадала пудра, выполняя функцию газового баллончика, чтобы на время обездвижить жертву.
– Она же женщина, – твердила Алла. – Неужели никто не дал отпора?
– А никто ничего не понимал. Она все делала слишком быстро. Ей ведь неважно было как убивать, ей было важно создать потом картинку.
И конечно же, Набока оказалась весьма сильной женщиной. Когда отец семейства открыл дверь и получил в свои глаза порцию пудры, к кукольнице со всех сторон бежали сотрудники полиции. В мгновение ока рука с занесенным ножом, предназначенная мужчине, была перехвачена, а уже в следующую минуту двое здоровенных мужиков с трудом удерживали извивающуюся убийцу на холодном полу подъезда. Кукольница, несмотря на всю свою внешнюю хрупкость, обладала недюжинной силой. Спустя месяц после начала расследования, она повесилась в камере. Вполне возможно, неслучайно, но это было уже совсем другой историей.
Ян не любил рассказывать и даже вспоминать об этом деле. Слишком много убитых, в том числе детей. В три раза больше, чем сейчас убито чумным доктором.
– Я ее поймал с коллегами, если что.
– Бросьте, – рявкнул Олег Вадимович. – Они ведь вас убеждали в том, что надо искать мужчину, а вы настаивали на своем.
Под «они» он явно подразумевал Манжос и остальных руководителей СК. Алла потупила взор, плотно сжав губы.
– И убийцу той блогерши нашли именно вы, настояв на том, что не на мужа-идиота надо все вешать, а тщательно проверять ее соцсети.
Ян был единственным следователем в управлении, который не поверил, что убийцей популярной уральской блогерши был ее муж, признавшийся на втором допросе в убийстве.
– Не он убийца, – коротко и спокойно заявил он Манжос.
– Ты рехнулся? – взвилась та. – Он же сам признался во всем!
– Сама подумай, – спокойно рассуждал Ян, сидя в уютном кресле кабинета Аллы. – Он двадцать пять раз пырнул ее ножом. Якобы, она его сильно достала. Убил, вместо развода, чтобы сесть лет на пятнадцать, а то и двадцать, с минимальными шансами вернуться из тюрьмы здоровым и даже живым. Странно, не находишь?