Чур, мой дым!
Шрифт:
Я с удивлением смотрел на старика, который, как о живых существах, говорил о каменных идолах.
— Они здесь чужеродны. Ведь Петербург не таков, нет, — взволнованно сказал седой незнакомец. — Наш город строили по-европейски, а все-таки вышел он российским. Смотрите, сколько в нем скромности и поэзии. А сколько неба над ним. Он лежит на земле с распахнутой душой. Он любит людей, и люди любят его. От каждого его камня веет не холодом, не равнодушием — воспоминаниями.
Старик посмотрел на меня с таким интересом, будто не он, а
— Вот там, около бывшего Николаевского моста, в Коллегии иностранных дел служил Пушкин. А чуть поодаль в семнадцатом году стоял на якоре мятежный крейсер «Аврора».
А вот здесь, где сейчас перед равнодушными сфинксами катятся легкие волны, тонули в полыньях израненные декабристы. В них стреляли картечью. Да, молодой человек, в нашем городе никогда не угасал дух мужества и свободы.
Старик помолчал, торжественно вглядываясь в ленивые перекаты невысоких волн.
— Тут все перемешалось, — с легким вздохом сказал незнакомец, — печальное и возвышенное, героическое и трудолюбивое. Но я старик, и должно быть, для многих молодых — странный старик. Я люблю свой Петербург, тихий, задумчивый. Теперь всюду лязгают трамваи, машины изрыгают зловонный дым. А мне все еще слышится звонкий цокот копыт, тарахтение пролеток по булыжнику. Да, по булыжнику. Асфальт мне несимпатичен. Он точно короста покрывает улицы — земля не дышит, меньше стало воздуха и для нас. То ли дело бугристый живой камень. Вы удивлены? Не удивляйтесь и не судите слишком строго мои неугасшие привязанности. Вам тоже многое покажется слишком странным потом, впереди. Извините, что задержал вас, всего вам доброго, юноша. И советую пройти вон туда, к пристани. Там прекрасное место для мечтателей и пылких сердец.
Старик слегка приподнял шляпу, поклонился мне и бережным, коротким шагом пошел вдоль заиндевелого гранита.
Корабли, настоящие парусники красовались передо мной. Легкие, стремительные, гордые. Я смотрел на высоченные мачты, и казалось, что надо мной белыми облаками вздулись упругие паруса. Не скольжение, а полет уносит меня к неведомым берегам, к пальмам, к городам и странам моей фантазии.
Вот стоит Крузенштерн — на его бронзовых плечах эполеты. Взгляд смелый, осанка гордая. Счастливец! И как только люди становятся капитанами? Удастся ли мне хоть когда-нибудь пройтись по этим палубам? И вообще удастся ли мне стать таким человеком, чтобы… Ну, смелее. Загадывай свое желание, вдруг оно исполнится. Торопись. Сейчас такой момент, когда, кажется, могут услышать тебя и понять все — даже сама судьба. Загадывай!
Я растерялся. Оказалось, что еще не знаю, кем бы я хотел стать. И я просто пожелал себе удачи, как уходящим в плавание желают попутного ветра.
Д. Дар
…Вот и кончилось детство
Юноша с доверием приехал в город, с доверием к людям и к своему будущему.
И будущее не обмануло его.
Я познакомился с ним почти двадцать лет назад. Меня тогда пригласили руководить литературным коллективом в ленинградском Доме культуры трудовых резервов. Этот коллектив назывался «Голос юности».
Я поднялся на третий этаж. Там, возле библиотеки, в маленькой уютной круглой гостиной, уставленной вдоль стен книжными шкафами, пятнадцатилетий ремесленник, невысокий и худенький, читал свои стихи. О том, как поют птицы в лесопарке, как ночью проплывают по Неве баржи с красными и зелеными огоньками, как первый раз он надел форму ремесленника, поглядел на себя в зеркало и ему показалось, что он стал выше ростом и красивее лицом.
Стихи были неумелые, наивные, но такие искренние и доверчивые, будто автор делился своими простыми мальчишескими чувствами с самыми близкими товарищами, или с братьями, или с матерью.
С тех пор мы подружились. Впрочем, и все члены нашего небольшого коллектива были как братья и сестры. Каждую свободную минуту мы приходили в круглую гостиную, здесь читали книги, спорили о своих стихах и рассказах, искали истины, праздновали дни рождений. Иногда вместе ходили в театр. И почти каждый вечер долго гуляли по городу. А летом уезжали на велосипедах, сначала недалеко, а потом — все дальше и дальше.
Шли годы. Алексей Ельянов окончил ремесленное училище, стал работать слесарем-механиком, потом пошел учиться в Индустриальный техникум и сам воспитывал будущих рабочих. А наша дружба сохранилась до сих пор. И в круглую гостиную, место наших прекрасных встреч, мы по-прежнему приходим, как домой. И наш литературный коллектив до сегодняшнего дня все такой же дружный и юный. Только теперь им руководит Алексей Ельянов, который пятнадцатилетним мальчиком читал здесь свои первые стихи.
За минувшие годы мы вместе с ним написали несколько книжек о наших путешествиях. Повесть «Чур, мой дым!» — это его первая самостоятельная книга. Я уверен, что за нею последуют другие, что он так же просто и правдиво расскажет о ремесленном училище, о работе на заводе и о нашем любимом «Голосе юности». И это, наверное, будут интересные книги, потому что, на мой взгляд, из всех путешествий, которые может совершить человек, самое волнующее, увлекательное и ответственное — это путешествие по трудным, опасным и великолепным дорогам своей собственной жизни.
Д. ДАР