Чушь собачья (сборник)
Шрифт:
– Не давайте волю своему воображению! – строго сказала я. – Что это за слова такие – погиб?! Истина все равно выйдет наружу, иначе и быть не может. Я обещаю вам, что все будет сделано, чтобы добиться этой истины!
– Я вам верю, – без энтузиазма произнесла Любовь Георгиевна. – Но ведь вы сами знаете, как сейчас работает милиция.
– Уверяю вас, не так уж плохо она работает! – решительно сказала я. – Не стоит руководствоваться слухами.
– Не говорите мне! – перебила меня Токмакова. – Им главное – состряпать дело, чтобы оно не превратилось в «висяк», а кто будет наказан – их совершенно не интересует!
– Вы насмотрелись сериалов, – сказала я. – Валерий Сергеевич известный в городе человек! Неужели вы думаете, что на него будет так просто повесить это убийство? Да ни один недобросовестный следователь на это не пойдет! Ведь за актером Токмаковым весь коллектив театра!
– Да? – жалобно сказала Любовь Георгиевна. – А знаете, сколько у Валерия Сергеевича недоброжелателей!
– Любовь Георгиевна! – укоризненно заметила я. – О чем вы говорите? В такие минуты люди проявляют свои лучшие качества, и все распри отходят на задний план.
– Вы не знаете театра! – вздохнула Токмакова.
Я не стала спорить. По-видимому, Любовь Георгиевна была убежденной пессимисткой. Убедить ее можно было только конкретными делами, но пока я не представляла, что следует предпринять.
– Ну, хорошо, – сказала я примирительно. – Давайте попробуем во всем разобраться. Гаврилов был убит в ночь на девятое июля. Как вам намекнули – да и нам, кстати, тоже, – убит ножом. Вы ничего не слышали и не видели. Но постарайтесь припомнить: когда вы утром покидали дачу, может быть, заметили что-то необычное? Ведь Гаврилов жил напротив вас.
– Абсолютно ничего! – с сожалением сказала Токмакова. – Ничего необычного. Да нам не было ни до чего дела. Валерий Сергеевич скверно себя чувствовал, а я на него сердилась. И мы спешили на автобус. Пожалуй, даже попадись нам в этот момент убийца, мы и его бы не заметили. Впрочем, я тут преувеличиваю, конечно. Если бы мы кого-то увидели, я бы непременно запомнила. Но вот если, скажем, кто-то просто зашел за куст, он вполне мог остаться незамеченным. Вообще я как-то путано объясняю, да?
– Нет, все достаточно ясно, – сказала я. – Но, может быть, еще что-то вспомните?
Любовь Георгиевна задумалась, а потом просияла.
– Господи, как же я забыла! Сегодня у нас на даче должен быть обыск. Меня просили никуда не отлучаться – за мной заедут.
– Что же они не провели обыск сразу же? – недовольно заметила я.
– У них не было санкции, что ли, – неуверенно ответила Токмакова. – Но я нисколько не переживаю из-за этого обыска, Ольга Юрьевна. Сами посудите, ну что у нас искать? Неудобно только – на даче беспорядок оставили. Бутылки пустые… Пойдут разговоры, неприятно!
– Это далеко не самое неприятное, Любовь Георгиевна, – возразила я. – И переживать из-за этого беспорядка, как вы говорите, именно не стоит. Вот только бы…
Токмакова посмотрела на меня с тревогой, но я предусмотрительно оборвала фразу и постаралась изобразить на лице беспечную мину.
– Вы чего-то опасаетесь? – почему-то шепотом спросила Любовь Георгиевна.
– Нет-нет, ничего, – поспешно сказала я. – А вы, случайно, не знаете, кто же обнаружил, что Гаврилов убит? Насколько я понимаю, к нему редко кто заглядывал. Мне кажется странным, что труп обнаружили так скоро. А вам?
Тревога в глазах несчастной женщины, пожалуй, даже возросла, и она по-прежнему шепотом ответила:
– Да, я сама думала об этом. Но мне ничего не сказали – наверное, это тайна следствия?
– Наверное, – согласилась я. – Но я постараюсь раскрыть эту тайну. Знаете, что я сейчас, пожалуй, сделаю? Я поеду туда, в дачный поселок, и поприсутствую при обыске. Заодно еще разок побеседую с соседями. Следствие следствием, а нам устраняться грех. Я беру это дело под свой контроль. И вы можете на меня рассчитывать.
– Значит, вы мне все-таки верите? – благодарно произнесла Любовь Георгиевна. – Я так рада, что хотя бы один человек…
– Не один, Любовь Георгиевна! – строго сказала я. – Считайте, что все здравомыслящие люди на вашей стороне. И, вот увидите, это чудовищное недоразумение обязательно разрешится!
– Но что же мне сейчас делать? Посоветуйте! Это так невыносимо – пребывать в неизвестности!
– Прежде всего откройте шторы, – сказала я. – Проветрите комнаты. Примите холодный душ и хорошенько поешьте. Можете даже выпить граммов сто коньяка. А главное, не падайте духом и настройтесь на борьбу!
– Да-да, вы абсолютно правы! – воскликнула Любовь Георгиевна, горячо пожимая мне руку. – Я буду держаться.
– Вот и отлично, – ободряюще сказала я. – Мы будем постоянно поддерживать с вами связь.
Когда мы расстались и я на улице усаживалась в свою «Ладу», к дому подъехала «Волга» с казенными номерами, и из нее выскочил молодой человек в голубой милицейской рубашке с погончиками, но без головного убора на светлой вихрастой голове. Сверившись с адресом, записанным в книжке, милиционер бодрым шагом направился именно в тот подъезд, где жили Токмаковы. Я поняла, что за Любовью Георгиевной приехали, чтобы отвезти ее на дачу.
Следовало торопиться, чтобы не пропустить самого интересного. Я немедленно поехала в район Затона, по дороге размышляя над тем, какие сюрпризы могут ожидать нас дальше.
Чтобы окончательно не расстраивать Токмакову, я не стала высказывать при ней своих опасений. Однако они были. Вспомнив утверждение Кряжимского, что между статьей в газете и убийством имеется неявная, но определенная связь, я вдруг подумала, что именно во время обыска на даче Токмаковых эта связь может обнаружить себя самым неожиданным образом. Ведь если предположить, что неизвестный преступник руководствуется в своих действиях информацией, изложенной в статье, то, вполне возможно, он попытается извлечь выгоду из конфликта Гаврилова и Токмакова, чтобы отвести внимание от своей персоны. Особенно если эта персона проживает где-то по соседству. Наверняка он воспользуется случаем подбросить какие-то улики против Токмакова. Это будет тем более выгодно, что на того уже пало подозрение.