Чужак из ниоткуда 2
Шрифт:
Осознав сей факт, я улыбнулся. Гибок и пластичен человеческий мозг, всё-таки. Эдак через неделю-другую меня и вовсе от американца никто не отличит. Русский акцент, вон, уже практически исчез.
Вот и хорошо, сказал я себе. В конце концов умение быстро учиться — одно из моих важнейших умений. Сольёмся на время с местностью и народом. Пусть ЦРУ обломается. Интересно, как там родной Комитет госбезопасности? На ушах стоит, нет? Мама с папой и сестрой Ленкой, наверное, сильно переживают. Мать, небось, так и вовсе ночами не спит. Прибавлю я им седых волос, это точно. Эх, весточку бы подать. Но как? По телефону не позвонить. Радио? Отпадает, тут же засекут. К тому же я не радист от слова совсем — ни частот нужных не знаю, ни позывных. Телеграмма? Ну да, телеграмма в Кушку, СССР из штата Огайо, США. «Жив здоров не волнуйтесь целую Серёжа». Теоретически, наверное, возможно. Но практически… Опять же велик риск себя обнаружить. Да что там велик — так и случится, только высунься. Стоп. А если обычное бумажное письмо? Обычное письмо в конверте. Трудно поверить, что ЦРУ контролирует все почтовые отправления в стране. В любом случае, есть немалая вероятность, что письмо проскочит. А если даже и не проскочит, то я ничего не теряю. Ну, узнают они по штемпелю, что письмо бросили в почтовый ящик где-нибудь в Огайо и ли другом каком штате (кстати, надо будет выяснить у Мэта наш маршрут, куда мы дальше двинуться собираемся) такого-то апреля — и что? Я уже с цирком далеко буду. Решено. Завтра же выясню наш маршрут, куплю конверт на почте и отправлю. Только не в Кушку, а…
— Джонни, это ты?
Удивительно тихо всё-таки умеют подкрадываться некоторые воздушные гимнастки.
— Я, Венди.
— Что ты здесь делаешь?
— Любуюсь звёздами. Смотри, какая красота.
Она подошла, встала совсем близко. От неё пахло свежей — после душа — кожей и совсем немного хорошими духами.
— Разбираешься в звёздах?
— Есть такое.
— Покажи мне.
Я обнял её за плечи:
— Смотри. Вот эта светящаяся звёздная река, которая пересекает небосвод — Млечный Путь. Это наша галактика, которой принадлежит и наше солнце со всеми планетами. Видишь вон ту ярчайшую звезду на западе?
— Да.
— Это не звезда, а планета. Венера. Она вторая по счёту от Солнца. Наша Земля — третья. Венеру всегда хорошо видно перед рассветом и после захода солнца. А вон та, тоже яркая — Юпитер. Самая большая планета в нашей солнечной системе. Если слепить все остальные планеты в один шар, то Юпитер будет больше этого шара в два раза.
— Неплохо. А вон та, голубоватая, яркая, над нами?
— Это уже звезда. Вега называется. Находится в созвездии Лиры, до неё больше двадцати пяти световых лет.
— Как это — световых лет?
— Это значит, что её свет, который мы сейчас видим, вышел от неё больше двадцати пяти лет назад и только сейчас до нас добрался.
— Офигеть. Кажется, мы учили в школе про скорость света, но я забыла.
— Триста тысяч километров в секунду.
— Это сколько в милях?
— Сто восемьдесят шесть тысяч.
— Офигеть, — повторила она. — Откуда ты всё это знаешь?
— Я люблю читать, — сказал я. — И у меня хорошая память.
— И ещё ты классно стреляешь, — сказал она, и повернулась ко мне лицом, практически оказавшись в моих объятиях.
— Надеюсь, не только это, — сказал я.
Её губы были совсем близко.
Пропадай моя телега, все четыре колеса, вспомнил я одно из присловий деда Лёши, наклонился и поцеловал эти губы.
Глава пятнадцатая
Столкновение интересов. Новый трюк. Кто ты, парень? Письма и покупки. Роща
— Джимми, вставай. Вставай, милый, пора.
Я проснулся от того, что меня с нежной настойчивостью трясли за плечо. Да что ж такое, не дают поспать бедному инженеру-пилоту Кемрару Гели. Он же ученик советской школы №31 города Кушка Сергей Ермолов. Он же Джимми Хокинс — артист американского цирка на колёсах Circus Smirkus, колесящего по всей стране и дающего представления то там, то сям. Со вчерашнего дня. А будит меня милая и сексуальная воздушная гимнастка Венди Кемпбелл, с которой мы провели замечательную ночь.
— Куда пора? — спросил я, переворачиваясь на спину.
За окном трейлера едва заметно серело. Горел ночник, и в его свете обнажённая грудь Венди смотрелась особенно соблазнительно. Я протянул руку и погладил.
— Эй, — она несильно хлопнула меня по руке. — Доступ к телу прекращён. Говорю же, тебе пора. Рассвет скоро.
— И что? На рассвете особенно сладко спится. И не только спится.
— Джимми, всё было прекрасно, но тебе нужно идти к себе. Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Слухи пойдут, разговоры. Оно нам надо?
— Слухи по любому пойдут.
— Может, и так. Однако слухи слухам рознь. Давай-давай. Ты был великолепен и всё такое, но, надеюсь, у тебя хватит ума в меня не влюбиться.
— Будь спокойна, — улыбнулся я. — Однако тоже надеюсь.
— На что?
— Что доступ к телу прекратился не навсегда.
— Всё-таки ты нахал, Джимми.
— Сказала она, затащив его в постель.
— Я тебя затащила?
— А кто? Наталья Гончарова?
— Кто такая Наталья Гончарова?
— Жена великого русского поэта Пушкина Александра Сергеевича.
— Всё-таки ты странный, Джимми, — сказала она через паузу. — Иди уже, знаток русской поэзии. Что до тела, то я подумаю, — она милостиво улыбнулась.
Я встал, быстро оделся, чмокнул Венди в щёку и тихонько вышел из трейлера. На востоке горела Венера. Воздух был холоден и чист.
Ну что, подумал я. Как тебе снова стать мужчиной, Кемрар? Пожалуй, не хуже, чем в первый раз, ответил сам себе. Этот процесс не из тех, что может надоесть.
Тёмная фигура появилась из-за соседнего трейлера и преградила мне путь.
Я всмотрелся.
Фрэнк Фостер, два «эф», силовой акробат. Стальной взгляд, волевая челюсть. Шесть футов и два дюйма и двести фунтов тренированных мышц. Мистер Америка, да и только.
— Привет, Фрэнк, — поздоровался я. — Не спится?
— Что ты здесь делаешь?
— А тебе не всё равно? Люблю, знаешь ли, прогуляться на рассвете.
— Я знаю, откуда ты идёшь!
— Вот как? И откуда?
— От Вэнди!
— Нехорошо, Фрэнк, — сказал я, сокрушённо качая головой. — Нехорошо обвинять девушку в таких вещах, не имя доказательств.
— Я ни в чём её не обвиняю! Я обвиняю тебя. Ты мелкий, наглый прыщ. Появился неизвестно откуда, один раз вышел на публику, и думаешь, что герой, всё теперь можно? Да я тебе твой нос сопливый сломаю, — он протянул руку, пытаясь ухватить меня за нос.
Шаг в сторону, захват запястья и локтя, подставить бедро… А зачем калечить? Фрэнк ткнулся носом в асфальт:
— Ф-фак!
— Да, — подтвердил я. — Иди поспи, Фрэнк. Настоятельно советую. Пока при памяти и ветер без камней.
— Да я тебя… — одним движением он вскочил на ноги.