Чужак против Императора
Шрифт:
Потому-то вы проиграли раз, проиграете два, и проиграете вообще окончательно! – Честнов погрозил кулаком кому-то невидимому в заоконное пространство-время.
Затем он снова стал невозмутимым и продолжил лекцию.
– Задачей Проникаева было допросить вампира и, по возможности, выйти на старших сектантов. Проникаев не питал иллюзий относительно информированности вампира, мелкой сошки. Но вот его начальник мог кое-что знать.
– Кстати, товарищи курсанты, – чтоб и вы тоже кое-что знали. Вампиры секты жадаев называются вампирами из-за старого афоризма «деньги – кровь экономики».
Вы помните, что на самом деле все жадаи поклонялись деньгам, – сделал отступление Честнов.
– А еще жадайские вампиры питали какое-то ностальгическое пристрастие к деньгам, полученным в результате насильственных преступлений, связанных с пролитием крови: разбоев, изнасилований, хулиганства и так далее.
Конечно, самый большой пиетет они питали к деньгам, нажитым на войнах. Но это уже была епархия старших сектантов, гадистров. Никаких вампиров они туда и близко не подпускали.
Поэтому вампирам оставалось только горестно вздыхать и мечтать о том времени, когда любой вампир сможет понести в своем ранце жезл гадистра, фигурально говоря.
– Но пока вертикальные лифты в секте работали слабо, и все вампиры обычно так и оставались вампирами до старости. А жезл гадистра получали дети гадистра.
– Какое-то феодальное убожество в наш век фотонных звездолетов! – презрительно пожал плечами Честнов.
– И вот, значит, Проникаев вывез вампира в лес. Теперь его требовалось допросить. Проникаев рывком вытащил полумертвого от страха вампира из кабины космовоза, поставил его на трясущиеся копыта и грозно прорычал, вращая зрачками (а Проникаев это умел):
– Кто тебя послал? Ну? Говори, вампир!
Но вампир, удивлению Проникаева, не говорил ничего. Он блеял, писался, дрожал, потел, но – говорить отказывался!
Проникаев совершил вокруг вампира три прогулочных круга, театрально поигрывая арматурным прутом.
Результат был тем же, что и раньше. То есть – нулевым.
Тогда Проникаев с досадой хлопнул себя по лбу. Он с запозданием понял, что вампир и не станет говорить.
Ведь максимум, что грозило вампиру от Проникаева – это пятнашка строгой изоляции в Галактическом Централе за хулиганские действия и покушение на убийство бывшего сотрудника Галактпола (напомним, что Проникаев согласно плана был уволен из органов на пенсию).
А вот вышестоящие товарищи – которые нам совсем не товарищи… короче, старшие сектанты из секты жадаев – те вполне могли обеспечить вампиру медленную, мучительную и страшную как термобозонная война, смерть.
Вампир это прекрасно знал.
Проникаев понял, что вампир не заговорит, даже если Проникаев засунет ему арматурный прут в междуягодичный сфинктер и заставит летать на нем.
Ведь то же самое могло сделать с вампиром и его начальство, только при этом раскалив арматурный прут докрасна.
Проникаев же не мог пойти на пытки: во-первых, устав Галактпола не позволял, а во-вторых – нормальная человеческая совесть, которой не было у всех этих вампиров, манкиров, манистров и тем более гадистров.
Проникаев вздохнул.
Возник следственный тупик.
Но было одно действие, которое пыткой практически не признаешь. Да оно ей и не является для нормального, не испорченного человека.
Но вот для сектанта из жадаев это, действительно, – самая что ни на есть пытка и жесть.
Вспомнив этот секрет, Проникаев вытащил рацию и позвонил в «Убойный отдел» Галактпола капитану Сене Знаменскому.
– Сеня? Слушай, у тебя космоюани есть? Да нет, не в долг. Из вещдоков. Сколько? Да не очень много. Полкоробки от принтера сойдет.
– Проникаев, тебе повезло, – донеслось с другого конца радиоволны, от Сени. – Я только что с преступления приехал. Старуху-процентщицу завалили. Представляешь, мажор один топором по кумполу хватил. Хотел доказать, что он право имеет всех тварей дрожащих валить. Не вышло – дали по морде и размаху кинули в черный воронок. Вот сейчас к нам привезли, сидит в камере с блатными. Что? Да, звездят они его. Объяснили, кто на самом деле тварь дрожащая, – радостно засмеялся Сеня. – Нет, сверху пока не звонили. Когда позвонят, тогда и будем в одиночку переводить. А пока не торопимся – уж больно интересно он заливается там, у них в камере. Я, говорит, такой, этакий, у меня папа такой, этакий. А эти, блатные: а мы тебе – таких, этаких, и папе твоему – тоже. Как до него доберемся, – Сеня опять счастливо заржал.
– Ты нить не потерял? – осведомился Проникаев.
– Какую нить?
– Вещдоки.
– А, да. Космоюани. Ну, я ж говорил, покойная старушка была процентщицей. Так что коробку денег привезли. Полкоробки хватит, говоришь? Что, куда подвезти? А ты помнишь, что это грубейшее нарушение, и помнишь, что мне будет, если оно обнаружится?
– А ты помнишь, что я тебе два раза жизнь спас? – добродушно пророкотал в рацию Проникаев. – Аа, все-таки не забыл? Ну так приедешь?
– ОК, жди. Конец связи, – буркнула в ответ рация.
Проникаев присел на пенек и стал ждать.
Через 15 минут у лесопарка затормозил новенький глюонный космоцикл. К багажнику была проволокой привязана коробка из-под принтера.
С космоцикла слез седок, снял шлем скафандра и превратился в Сеню Знаменского.
– Вот, громокот одолжил у Бори Вана. У него папа генерал-ефрейтор. Не хотел давать. Но я ему год назад оказал примерно такую же услугу, как те две, о которых ты мне напомнил, – сказал Сеня.
– Ну, и? – поинтересовался Проникаев.