Чужак в чужой стране [= Чужой в чужой земле, Пришелец в земле чужой, Чужак в стране чужой, Чужак в чужом краю, Чужой в стране чужих]
Шрифт:
— Ты назвала мои фокусы ловкостью рук. Тебе хотелось снять костюм. Поэтому я сделал это за тебя.
— Но как? Где он?
— Там же, где одежда Джил… И мой халат. Исчез.
— Не беспокойся, Патти, — вмешалась Джил. — Мы вернем его. Майк, тебе не следовало этого делать.
— Я сожалею, Джил. Я грокнул, что все было правильно.
— Ну… возможно. — Тетушка Патти не казалась слишком расстроенной. И не собиралась возмущаться: она была артисткой.
Миссис Пайвонски не беспокоила ни пропажа двух лоскутков, ни нагота… ни их, ни ее собственная. Но ее
— Смитти, так это была настоящая магия?
— Я полагаю, именно так ты это и назвала бы, — согласился он, тщательно подбирая слова.
— Я бы, скорее, назвала это чудом, — ошеломленно произнесла она.
— Называй, как нравится. Это не ловкость рук.
— Я знаю. — Теперь ее испуг прошел. Патриция Пайвонски, поддерживаемая своей верой, не боялась ничего. Но она волновалась за своих друзей. — Смитти, погляди мне в глаза. Ты заключил сделку с Сатаной?
— Нет, Пат.
Она все смотрела ему в глаза.
— Ты не обманываешь…
— Он не знает, что это такое, тетушка Патти.
— …значит, это чудо. Смитти, ты — святой!
— Я не знаю, Пат.
— Архангел Фостер тоже не знал, пока ему не минуло десять лет… хотя он творил чудеса и раньше. Значит, ты святой. Я это чувствую. Кажется, я чувствовала это, когда первый раз встретила тебя.
— Я не знаю, Пат.
— Я думаю, это возможно, — согласилась Джил. — Но он не знает. Майкл… мы сказали уже слишком много, чтобы молчать об остальном.
— Майкл! — неожиданно повторила Патти. — Архангел Михаил, посланный нам в человеческом обличьи!
— Патти, не надо! Если это и так, он не знает этого!
— Он не обязательно должен знать. Неисповедимы пути Господни.
— Тетушка Патти, можно мне все-таки сказать?
Вскоре миссис Пайвонски знала, что Майк был Человеком с Марса. Она согласилась относиться к нему как к человеку, заявив все же, что она оставляет за собой особое мнение относительно его естества и того, почему он оказался на Земле. Фостер был человеком на Земле, но был одновременно (и всегда) архангелом. Если Джил и Майкл настаивали на том, что они не являются спасенными, она будет относиться к ним так, как они просят. Неисповедимы пути Господни.
— Я думаю, ты можешь называть нас ищущими, — сказал Майк.
— Достаточно, хорошие мои! Я уверена, что вы спасенные, но Фостер и сам был вначале ищущим. Я помогу.
Она пережила новое чудо. Они сидели на ковре. Джил легла на спину и мысленно обратилась к Майку. Безо всяких заклинаний, безо всякого реквизита Майк поднял ее в воздух. Патриция смотрела со смиренным счастьем.
— Пат, — сказал Майк, — ляг на спину.
Она подчинилась с такой готовностью, словно, это был сам Фостер. Джил повернула голову.
— Может, тебе лучше положить меня, Майк?
— Нет, я справлюсь.
Миссис Пайвонски почувствовала, как ее мягко поднимает в воздух. Она не испугалась, она испытала сверхъестественный религиозный экстаз, словно молния ударила в ее чресла, и слезы обильно полились из глаз. Такого она не испытывала с тех пор, как святой Фостер коснулся ее. Майк придвинул их ближе друг к другу, и Джил обняла Патрицию. Ее слезы перешли в счастливое всхлипывание.
Майк опустил их на пол. Он нисколько не устал. Он даже не мог припомнить, когда уставал в последний раз.
Джил сказала:
— Майк… нам нужна вода.
«???»
«Да», — ответил ее мозг.
«И?»
«Это необходимо. Зачем, ты думаешь, она пришла сюда?»
«Я знал. Я не знал, что ты знала… или одобришь. Мой брат. Моя плоть».
«Мой брат».
Майк переслал в ванную два стакана, наполнил их водой и вернул Джил. Миссис Пайвонски смотрела с интересом. Она уже ничему не удивлялась.
— Тетушка Патти, — сказала Джил, — это вроде крещения… или венчания. Это… марсианский обычай. Это значит, что ты доверяешь нам, а мы доверяем тебе… что мы можем поделиться с тобой всем, и ты можешь поделиться с нами всем… и что мы друзья отныне и навеки. Но, совершенное однажды, это никогда не может быть нарушено. Если ты нарушишь это, мы умрем. Если мы нарушим… но это невозможно. Но не дели с нами воду, если не хочешь… Мы останемся друзьями. Если это противоречит вере, не делай этого. Мы не принадлежим к твоей церкви. Возможно, никогда не будем принадлежать. «Ищущие» — вот кем в лучшем случае ты можешь нас считать Майк?
— Мы грокнули, — согласился он. — Пат, Джил говорит верно. Я хотел бы, чтобы это можно было сказать по-марсиански, так было бы чище. Но это включает в себя все то же, что и венчание… и много больше. Мы свободны предложить воду… но если есть какая-то причина, если религия или сердце не приемлют этого — не пей эту воду!
Патриция Пайвонски набрала побольше воздуха. Она принимала такое решение раньше… но тогда муж был рядом… и она не струсила. Кто она такая, чтобы отказывать святому? И его благословенной невесте?
— Я принимаю эту воду, — твердо сказала она.
Джил отпила глоток.
— Мы стали еще ближе.
Она передала стакан Майку.
— Благодарю за воду, брат мой. — Он тоже сделал глоток. — Пат, даю тебе воду жизни. Пей же всегда досыта.
Он передал ей стакан, и Патриция приняла его.
— Спасибо. Спасибо, милые мои! «Вода жизни»! Я люблю вас обоих! — Она припала к стакану.
Джил взяла стакан и допила воду.
— Теперь мы стали ближе, братья.
«Джил?»
«Не медли!!!»
Майк поднял своего нового брата в воздух и мягко уложил на постель.
Валентайн Майкл Смит грокал, что физическая земная любовь — весьма физическая и весьма земная — была не просто способом зарождения новой жизни; не была она и ритуалом, посредством которого могла возрастать близость. Само это действие было возрастанием близости. Он еще грокал ее, стараясь при каждой возможности грокнуть ее полноту. Он давно уже перестал застенчиво отбрасывать подозрение, что даже Старшие не знали такого экстаза: он грокнул, что его новый народ обладает уникальными духовными глубинами. И он радостно рассказывал им об этом, без детской боязни оказаться в чем-то неправым, безо всякого нежелания. Его земные учителя, вежливые и гениальные, сделали его взрослым, не нанеся вреда его невинности. Результат был поистине уникальным.